— Никогда не давай столько, чтобы им хватало, — говаривал ему Уильям Горнт. — Одежду, драгоценности, отдых — да. Но денег не слишком много. Контролируй их долларовыми купюрами. И никогда не думай, что они любят тебя самого. Они любят только твои деньги, только деньги, и так будет всегда. Чуть копни — и обнаружишь, что они презирают и всегда будут презирать тебя. Если подумать, это вполне справедливо: мы не китайцы и никогда ими не будем.
— И что, никогда не бывает исключений?
— Думаю, что нет. Во всяком случае, для гуйлао, сын мой. Думаю, что нет. Со мной такого не было, а я их перевидал немало. О, она отдаст тебе свое тело, своих детей, даже свою жизнь, но всегда будет презирать тебя. Она не может по-другому: ведь она — китаянка, а мы — гуйлао!
«Айийя, — думал Горнт. — Справедливость этого совета подтверждалась раз за разом. Он избавил меня от стольких переживаний. Хорошо, что мы увидимся со стариком. У меня для него в этом году будет прекрасный подарок на Рождество — „Струанз“».
Он осторожно вел машину по левой стороне петляющей дороги, прижимаясь к склону холма. Вечер выдался ясный, покрытие дороги отличное, а движение не такое плотное. Обычно он ездил с водителем, но сегодня не хотел, чтобы кто-то пронюхал о его встрече с Пламмом.
«Нет, — размышлял он. — И никаких свидетелей, когда я буду встречаться с Четырехпалым У. Какого черта понадобилось этому пирату? Ничего доброго. Должно быть, что-то небезопасное. Да. Но во время Корейской войны У оказал тебе очень большую услугу, и, видимо, сейчас настал момент платить по счетам. Рано или поздно всегда приходится рассчитываться, и это справедливо, у китайцев это закон. Получил подарок — преподнеси ответный, немножко более ценный. Тебе оказали услугу…»
В пятидесятом году, когда войска китайских коммунистов в Корее вели кровопролитные бои к югу от реки Ялу и несли огромные потери, им катастрофически не хватало всех стратегических ресурсов, и они готовы были щедро заплатить всякому, кто прорвется через блокаду с нужными им товарами. Компания «Ротвелл-Горнт» тогда тоже переживала тяжелые времена из-за огромных убытков, причиненных за год до того в Шанхае завоеваниями Мао. Поэтому в декабре пятидесятого Горнты влезли в огромные долги и тайно, не имея обязательной экспортной лицензии, закупили на Филиппинах громадную партию пенициллина, морфина, сульфаниламида и других медикаментов. Весь этот товар они загрузили на океанскую джонку, которой управляла проверенная команда, и отправили на Вампоа, неприметный островок на реке Чжуцзян — Жемчужной реке — близ Кантона. Заплатить им должны были золотом после доставки, однако в пути, в тихих заводях Жемчужной реки, их джонку перехватили речные пираты, приверженцы националистов Чан Кайши, и потребовали выкуп. Денег на выкуп не было, а если бы националисты узнали, что «Ротвелл-Горнт» имеют дело с их ненавистными врагами-красными, о будущем компании в Азии пришлось бы забыть навсегда.
Через своего компрадора Горнт организовал в Абердинской бухте встречу с Четырехпалым У, который считался одним из крупнейших контрабандистов в устье Чжуцзян.
«Судына игыде сичас?» — спросил Четырехпалый У на ужасном ломаном английском.
Горнт растолковал, как мог, тоже на ломаном английском, потому что не знал хакка, на котором говорил У.
«Вазыможина, да, вазыможина, нет! — улыбнулся Четырехпалый У. — Я зыванить тли день. Не чо ва [98] сылова палоль. Тли день, хейя?»
На третий день он позвонил. «Пылоха, халасо, не зынаю. Фысытли-чать дыва день Абилыдина. Начинать час абизяна». Это значило в десять вечера. У китайцев сутки разделены на двенадцать двухчасовых отрезков. Каждый имеет свое название, и очередность у них всегда одна и та же. Первым в четыре часа утра идет час Петуха, потом, в шесть утра — час Собаки и так далее: час Свиньи, Крысы, Быка, Тигра, Зайца, Дракона, Змеи, Обезьяны, Лошади и Овцы.
Через два дня в час Обезьяны на джонке У в Абердине Горнту была выплачена золотом вся стоимость захваченной партии плюс сорок процентов сверху. Сумасшедшая прибыль в пятьсот процентов.
Четырехпалый У ухмыльнулся тогда:
— Пыладать делать лучи гуйлао, ничиво. Дывацать восемь тысячи таэли золата. — Таэль чуть больше унции [99] . — Сыледуюси ласы я вазить. Да?
— Да.
— Ты пакупать, я вазить, я пыладать, солок палацента мой, сытоимось пыладажи.
— Да.
Из благодарности Горнт попытался на этот раз всучить ему гораздо больший процент, но У отказался:
— Толика солок палацента, сытоимось пыладажи.
И Горнт понял, что теперь он в долгу у контрабандиста.
Золото было в контрабандных слитках по пять таэлей. По официальному курсу оно стоило тридцать пять американских долларов за унцию. Однако на черном рынке, ввезенное в Индонезию, Индию или обратно в Китай, оно поднималось в цене в два-три раза, а иногда и больше. Только на этой партии, опять же с помощью У, «Ротвелл-Горнт» заработала полтора миллиона американских долларов и приблизилась к тому, чтобы возместить убытки.
После этой было ещё три отправки, которые принесли огромную прибыль и той и другой стороне. Потом война закончилась, прекратились и отношения.
«С тех пор ни слова, — думал Горнт. — Пока сегодня днем не раздался телефонный звонок».
«А, сыталы длуг, можина видить? Сиводыня вечел? — сказал Четырехпалый У. — Можина делать? Любой вылемя — я зыдать. То зы месыта как сыталый вылемя. Да?»
Значит, пришла пора платить услугой за услугу. Хорошо.
Горнт включил радио. Шопен. Он вел машину по петляющей дороге автоматически, размышляя о предстоящих объяснениях, и двигатель работал почти беззвучно. Пропустил встречный грузовик, потом вывернул на чужую полосу и дал газу на коротком участке, чтобы обогнать медленно двигающееся такси. Теперь он шёл на довольно высокой скорости и, приближаясь к слепому повороту, заранее резко затормозил. И тут что-то словно лопнуло во внутренностях двигателя, нога провалилась до самого пола, внутри у Горнта все тошнотворно сжалось, и он вылетел на U-образный поворот на слишком большой скорости.
В панике он снова и снова давил на педаль тормоза, но это ничего не давало, и он стал крутить туда-сюда руль. Первый поворот он прошел плохо, как пьяный, выскочив на выходе из него на встречную. К счастью, никто не ехал навстречу, но, пытаясь выправить машину, он слишком круто заложил руль, машина накренилась к склону холма, к горлу подступила тошнота, он снова круто повернул, в другую сторону. Он уже мчался на бешеной скорости, а впереди ждал новый поворот. Уклон здесь был круче, дорога больше петляла и сужалась. Он снова плохо прошел поворот, но сразу после него на долю секунды сумел ухватиться за ручной тормоз и с его помощью снизить скорость, хотя совсем ненамного. Впереди был новый поворот, на выходе из которого он вылетел со своей полосы, и его ослепили фары встречной машины.