На трапе появился ещё один моряк. Его тоже проверили, а вскоре и за ним последовали молчаливые полицейские — китайцы в штатском.
От другого, непросматриваемого борта корабля со стороны кормы тихо отвалил никем не замеченный весельный ялик и юркнул в тень причальной стенки. Он бесшумно скользил вдоль высокой стенки, торопясь достигнуть заросшего водорослями спуска к воде, в полусотне ярдов от корабля. В ялике сидело двое, и уключины были обмотаны. У спуска ялик остановился. Люди в нем стали напряженно прислушиваться.
Третий моряк, сходивший на берег по носовому трапу, шёл по скользким ступенькам, пошатываясь и что-то хрипло приговаривая. Внизу его остановили, стали проверять паспорт, и начались препирательства. Проверяющие не пропустили его. Он, без сомнения, был пьян и набросился на товарища с громкой руганью. Тот отступил в сторону, нанес ему сильный удар и получил ответный. Внимание обоих полицейских сосредоточилось на потасовке между русскими. Крепко сбитый человек с взъерошенной шапкой волос, сидевший на корме ялика, запрыгнул на ступени спуска, бегом взобрался по ним, пересек ярко освещенный пирс и железнодорожные пути и незамеченным исчез в узких проходах дока. Ялик неторопливо проследовал тем же путем обратно, и через какое-то время драка прекратилась. Беспомощного пьяного заботливо отнесли обратно на борт.
Взъерошенный человек в темном тропическом костюме и аккуратных туфлях на резиновой подошве теперь уже неторопливо пробирался тихими закоулками дока. Время от времени он как бы нечаянно оглядывался, чтобы убедиться, что за ним никто не следует. В его заграничном паспорте значилось, что он — матрос первого класса советского торгового флота Игорь Воранский.
Вместо того чтобы направиться к воротам дока, которые сторожил полицейский, он прошел вдоль забора метров сто к боковой калитке, выходившей в переулок в зоне для переселенцев Тайваньшань — лабиринте лачуг из гофрированного металла, фанеры и картона. Ускорив шаг, он вскоре уже миновал эту зону и очутился на ярко освещенных улицах с лавками, лотками и толпами людей, которые в конце концов вывели его на Чатэм-роуд. Там он остановил такси.
— Монкок, и побыстрее, — сказал он по-английски. — Паром «Яумати».
— А? — нагло уставился на него водитель.
— Айийя! — тут же воскликнул Воранский, грубо добавив на прекрасном кантонском: — Монкок! Ты что, глухой? «Белого порошка» нанюхался? Или ты считаешь, что я заморский дьявол, турист из Золотой Горы? Да я уже в Гонконге лет двадцать? Айийя! Паром «Яумати» на другой стороне Коулуна. Тебе что, рассказать, как ехать? Из Внешней Монголии [110] , что ли? Нездешний, а?
Водитель угрюмо опустил флажок и рванул с места, направляясь на юг, а потом на запад. Человек на заднем сиденье пристально смотрел назад. Ни одной машины за ним не следовало, но он не расслаблялся.
«Они здесь народ слишком ловкий, — думал он. — Будь осторожен!»
У парома «Яумати» он расплатился, дав водителю на чай ровно столько, сколько было принято, потом смешался с толпой, выскользнул из неё и остановил другое такси.
— «Голден ферриз».
Водитель сонно кивнул, подавил зевок и повел машину на юг. У паромного терминала Воранский расплатился с водителем незадолго до того, как тот остановил машину, и нырнул в толпу, спешившую к турникетам парома на Гонконг. Однако, миновав турникет, он не пошёл к входу на паром, а вместо этого завернул в туалет. Выйдя оттуда, он открыл дверь телефонной будки и юркнул внутрь. Теперь, убедившись, что слежки нет, он почувствовал себя увереннее. Вставил в щель монету, набрал номер.
— Да? — ответил мужской голос по-английски.
— Мистера Лоп-сина, пожалуйста.
— Я такого не знаю. Здесь нет никакого мистера Лоп-тина. Вы ошиблись.
— Я хотел бы оставить сообщение.
— Извините, вы ошиблись. Поищите номер в телефонном справочнике.
Воранский расслабился, сердце стало биться ровнее.
— Я хочу поговорить с «Артуром», — проговорил он на прекрасном английском.
— Извините, но его ещё нет.
— Ему было приказано ждать моего звонка, — резко сказал он. — Почему такие изменения?
— Простите, а кто это говорит?
— «Браун», — рявкнул он, назвав свою кличку.
Он отчасти успокоился, почувствовав, что голос на другом конце провода тут же зазвучал с почтением:
— А, мистер Браун, добро пожаловать снова в Гонконг. «Артур» звонил и приказал ждать вашего звонка. От его имени приветствую вас и сообщаю, что для завтрашней встречи все готово.
— Когда он должен быть?
— С минуты на минуту, сэр.
Воранский выругался про себя, потому что в течение часа должен был доложить на корабль. Он не любил отклонений в плане.
— Очень хорошо, — сказал он. — Передайте, чтобы он позвонил мне в 32. — Это было код конспиративной квартиры в Синклер-тауэрс. — Американец уже прибыл?
— Да.
— Хорошо. Он не один?
— Да.
— Хорошо. И что?
— «Артур» больше ничего не говорил.
— Вы уже с ней встречались?
— Нет.
— А «Артур»?
— Не знаю.
— Был ли с кем-нибудь из них контакт?
— Извините, я не знаю. «Артур» не говорил.
— А Тайбань? Что насчет него?
— Все готово.
— Хорошо. Сколько времени вам добираться до 32, если потребуется?
— Минут десять-пятнадцать. Вы хотите, чтобы мы встретили вас там?
— Я решу это позже.
— О, мистер Браун, «Артур» посчитал, что после такого путешествия вам, может быть, захочется побыть в компании. Её зовут Ко, Морин Ко.
— Очень предусмотрительно с его стороны, очень предусмотрительно.
— Её номер рядом с телефоном в 32. Вам стоит лишь позвонить, и она явится через полчаса. «Артуру» хотелось знать, будет ли сегодня вечером с вами ваш начальник — на случай, если ему тоже захочется побыть в компании…
— Нет. Он присоединится к нам, как и запланировано, завтра. Но завтра вечером он будет рассчитывать на гостеприимство. До свидания. — Воранский надменно повесил трубку: он в КГБ был человек не последний. В это мгновение дверь в будку распахнулась, и в неё ввалился какой-то китаец. Другой блокировал выход снаружи. — Какого…
Слова умерли у него на губах одновременно с ним самим. Стилет был длинный и тонкий. И вышел очень легко. Китаец отпустил тело, и оно сползло на пол. Какое-то мгновение убийца смотрел на недвижную груду, потом вытер нож о труп и засунул обратно в ножны в рукаве. Он с ухмылкой взглянул на широкоплечего китайца, который по-прежнему загораживал стеклянное окошко в верхней части будки, словно ожидая своей очереди позвонить, потом вставил монету и набрал номер.