— Скажите капитану, пусть повесит на мачте флаг Торанаги. Этого будет достаточно, сеньора. Это будет выглядеть обычным и объяснит им, кто на борту, но я думаю, что они уже знают, кто здесь.
Флаг был поднят очень быстро. Все на галере, казалось, почувствовали себя уверенней. Блэксорн отметил это изменение. Даже он стал чувствовать себя лучше, оказавшись под флагом.
— Мой хозяин говорит: как сказать им, что мы хотим стать рядом с ними?
— Скажите ему, что без сигнальных флагов он имеет две возможности: ждать за пределами досягаемости пушечного выстрела и послать депутацию на борт к ним в маленькой лодке или идти прямо до тех пор, пока можно будет говорить с борта на борт.
— Мой господин спрашивает, что вы посоветуете?
— Идти прямо к ним. Нет причин для осторожности. Господин Торанага на борту. Он самый важный дайме в империи. Конечно, они помогут нам, — и, о Боже мой!
— Сеньор!
Но он не ответил, тогда она быстро перевела то, что он сказал, выслушала следующий вопрос Торанаги.
— Мой господин спрашивает, фрегат будет что?.. Пожалуйста, объясните вашу мысль и почему вы остановились?
— Я внезапно понял, что он сейчас в состоянии войны с Ишидо. Разве не так? Так что фрегат может быть не склонен помочь ему.
— Конечно, они помогут нам.
— Нет. Кто сейчас нужнее португальцам, господин Торанага или Ишидо? Если они считают, что Ишидо, они одним выстрелом отправят нас в преисподнюю.
— Не может быть, чтобы португальцы стреляли по японскому кораблю, — сразу же возразила Марико.
— Поверьте мне, выстрелят, сеньора. И держу пари, что фрегат не даст нам стать рядом с ним. Я бы не дал, если бы я был на нем кормчим. Боже мой! — Блэксорн посмотрел на корабль.
Серые, издеваясь, ушли с пристани и рассеялись по суше параллельно берегу. «Теперь шансов нет», — подумал он.
Рыбацкие лодки зловеще перекрывали выход из гавани. Шансов там никаких не было.
— Скажите Торанаге, что есть только одна надежда выбраться из гавани. Это надежда на шторм. Может быть, мы проскочим там, где не смогут рыбацкие лодки. Тогда мы сможем проскользнуть через выход из гавани.
Торанага задал вопрос капитану, который долго что-то отвечал, потом Марико спросила у Блэксорна:
— Мой господин спрашивает: «Вы думаете, будет шторм?»
— Мой нос говорит, что да. Но не сегодня. Дня через два или три. Сможем ли мы прождать так долго?
— Ваш нос говорит? Разве у шторма есть запах?
— Нет, сеньора, просто такое выражение.
Торанага подумал. Потом он ответил:
— Мы подходим к ним на такое расстояние, чтобы можно было поговорить, Анджин-сан.
— Тогда скажите ему, чтобы заходил прямо с кормы. Таким образом, у них будут самые плохие условия для прицеливания. Скажите ему, что они преданы, — я знаю, как серьезно они относятся к измене, когда затрагиваются их интересы. Они хуже, чем голландцы! Если этот корабль поможет Торанаге спастись, Ишидо выгонит отсюда всех португальцев, а они этим не рискнут.
— Мой господин говорит, что скоро мы узнаем ответ.
— Мы голые, сеньора. У нас нет никаких шансов против этих пушек. Если корабль враждебен по отношению к нам — даже если просто нейтрален, — считайте, что мы потоплены.
— Мой господин говорит, да, но это будет ваша обязанность уговорить их проявить любезность.
— Как я могу это сделать? Я их враг.
— Мой хозяин говорит, на войне и в мирное время хороший враг может быть более ценен, чем хороший союзник. Он говорит, вы знаете, что у них в голове, — вы придумаете, как их убедить.
— Единственный надежный путь — сила.
— Хорошо. Я согласен, говорит мой господин, — пожалуйста, скажите мне, как атаковать этот корабль?
— Что?
— Он говорит: «Хорошо, я согласен. Как бы вы напали на этот корабль, как бы вы захватили его? Мне нужны их пушки». Простите, я непонятно говорю?
* * *
— Я опять повторяю, я собираюсь разнести ее вдребезги, — заявил адмирал Феррьера.
— Нет, — ответил дель Аква, наблюдая за галерой с юта.
— Артиллерист, она уже в пределах пушечного выстрела?
— Нет, дон Феррьера, — сказал главный артиллерист, — еще нет.
— Зачем она идет к нам, если не с враждебными намерениями, Ваше Преосвященство? Почему она просто не уходит? Дело понятное.
Фрегат был слишком далеко от входа в гавань, поэтому никто на борту не видел приготовившихся к нападению рыбачьих лодок.
— Мы ничем не рискуем. Ваше Преосвященство, и выигрываем все, — сказал Феррьера, — мы делаем вид, что мы не знаем, что на борту Торанага. Мы думаем, что это бандиты — бандиты, которых ведет пират-еретик, которые собираются напасть на нас. Не беспокойтесь, будет легко спровоцировать их, когда они окажутся на расстоянии выстрела.
— Нет, — приказал дель Аква.
Отец Алвито повернулся спиной к планширу.
— Галера подняла флаг Торанаги, адмирал.
— Фальшивый флаг! — сардонически добавил Феррьера. — Это старый морской трюк. Мы не видим Торанаги. Может быть, его и нет на борту.
— Нет.
— Боже мой, война будет катастрофой. Это повредит, если не расстроит плавание Черного Корабля в этом году. Я не могу допустить этого! Я не могу, чтобы что-то помешало этому!
— Наши финансовые дела в еще худшем положении, чем ваши, адмирал, — бросил дель Аква, — если мы не будем торговать в этом году, церковь обанкротится, вам понятно? Мы три года не получали ничего из Гоа и Лиссабона, и потеря доходов за прошлый год… Боже, дай мне терпения! Я лучше вас знаю, чем мы рискуем. Ответ — нет!
Родригес сидел, мучаясь болями, в кресле, положив ногу в лубках на мягкий табурет, который удобно стоял около нактоуза.
— Адмирал прав, Ваше Преосвященство. Зачем он подходит к нам, если не с целью нападения? Почему не уходит, а? Ваше Преосвященство, мы очень рискуем.
— Да, и это военное решение, — сказал Феррьера. Алвито резко повернулся к нему.
— Нет, это должен решить Его Преосвященство, адмирал. Мы не должны вредить Торанаге. Мы должны помочь ему.
Родригес сказал:
— Вы мне дюжину раз говорили, что, если когда-нибудь начнется война, она будет длиться очень долго. Война началась, не так ли? Мы видим ее начало. Она наносит вред торговле. Со смертью Торанаги война окончится, и все наши интересы будут в безопасности. Я говорю, нужно ударить по кораблю и отправить его в преисподнюю.
— Мы даже избавимся от этого еретика, — добавил Феррьера, следя за Родригесом. — Мы прекратим войну во славу Бога, и еще один еретик попадет в ад на муки вечные.