— Вы отдадите своих детей на смерть, если Торанага вам это прикажет?
— Да. У меня только один сын, но, я думаю, что да. Мой долг так поступить. Это закон — если мой муж с этим согласится.
— Надеюсь, Бог сможет простить всех вас.
— Бог понимает, Анджин-сан. О, он нас поймет. Может быть, он тоже откроет вам глаза. Извините, я не могу ясно это объяснить, — она обеспокоенно посмотрела на Блэксорна. — Анджин-сан, вы для меня загадка. Ваши обычаи мне непонятны. Может быть, нам следует быть терпимей друг к другу. Госпожа Фудзико, например. Она будет присматривать за вашим домом и вашими слугами. Будет исполнять ваши прихоти — все, что захотите. Ведь кто-то должен делать это. Вам не надо будет спать с ней, если вас это волнует — если вы не находите ее пригодной для этого. Вам даже нет необходимости быть вежливым с ней. Она будет служить вам, как вы захотите, любым способом, какой вас устроит.
— Я могу обращаться с ней, как мне захочется?
— Да.
— Я волен спать или не спать с ней?
— Конечно. Она найдет кого-нибудь, кто будет приятен вам для удовлетворения ваших телесных нужд, если захотите, или она не будет в это вмешиваться вообще.
— Могу я прогнать ее? Приказать ей уйти?
— Если она оскорбит вас, да.
— А что тогда будет с ней?
— Обычно в таких случаях с позором возвращаются в дом родителей, которые могут или принять или не принять обратно. Кто-то, подобно госпоже Фудзико, возможно, предпочтет убить себя, а не терпеть такой стыд. Но она… вам следует знать, что настоящий самурай не может покончить с собой без разрешения его господина. Некоторые, конечно совершают самоубийство, но они нарушают свой долг и не могут считаться самураями. Я бы не убила себя, несмотря ни на какой стыд, если бы мне не разрешил мой господин Торанага или мой муж. Господин Торанага запретил ей покончить с жизнью. Если вы отошлете ее, она станет неприкасаемой — эта.
— Но почему? Почему ее семья не примет ее обратно?
Марико вздохнула:
— Извините, Анджин-сан, но если вы отошлете ее назад, позор будет столь велик, что ее никто не примет.
— Из-за того, что она осквернена? Потому что была около чужеземца?
— О, нет, Анджин-сан, только потому, что она не справилась со своими обязанностями, — сразу же сказала Марико. — Она теперь ваша наложница — ей приказал господин Торанага, и она согласилась. Вы теперь хозяин дома.
— Я?
— Да, вы, Анджин-сан. Вы теперь хатамото. У вас есть состояние. Господин Торанага дал вам жалованье двадцать коку в месяц. На эти деньги самурай обычно содержит кроме себя еще двух самураев. Но это не ваши проблемы. Я прошу вас, пожалейте Фудзико, будьте милосердны. Она хорошая женщина. Простите ей ее безобразность. Она будет хорошей наложницей.
— У нее нет дома?
— Да. Это ее дом, — Марико сдерживала себя. — Пожалуйста, примите ее. Она может многому научить вас. Если вы предпочитаете смотреть на нее как на пустое место, все равно позвольте ей остаться. Примите ее и потом, как глава дома, согласно нашему закону, убейте ее.
— Вы мне советуете убить ее?
— Вовсе нет, Анджин-сан. Но жизнь и смерть — это ведь одно и то же. Кто знает, может быть, вы окажете Фудзико большую услугу, лишив ее жизни. Это теперь ваше право перед законом. Ваше право также сделать ее неприкасаемой.
— Так, я опять пойман в ловушку, — сказал Блэксорн, — в любом случае она погибнет. Если я не выучу вашего языка, будет казнена вся деревня. Если я поступаю не так, как вы хотите, всегда убивают кого-нибудь невинного. Выхода нет.
— Есть очень легкое решение, Анджин-сан. Умереть. Вы не должны терпеть то, чего нельзя вынести.
— Самоубийство — это сумасшествие и смертельный грех. Я думал, вы христианка.
— Я же сказала, что я христианка. Но у вас, Анджин-сан, тоже есть много способов почетной смерти. Вы насмехались над моим мужем, что он не хотел умереть в бою, да? Это не наш обычай, а, наверное, ваш. Так почему вы не сделаете этого? У вас есть пистолет. Убейте господина Ябу. Вы ведь считаете, что он чудовище.
Он посмотрел на ее безмятежное лицо, чувствуя, несмотря на свою ненависть, как она красива: «Это слабость, умереть без всякой цели. Лучше сказать, глупость».
— Вы считаете себя христианином. Поэтому вы верите в сына Божьего — Иисуса на небесах. Смерть не должна пугать вас. А что касается «цели», то это не нам судить, имеет смысл или нет. Для смерти всегда найдется причина.
— Я в вашей власти. Вы знаете это. Я тоже.
Марико наклонилась вперед и, жалея, дотронулась до плеча:
— Анджин-сан, забудьте о деревне. Может случиться миллион вещей, прежде чем кончатся эти шесть месяцев. Приливная волна, или землетрясение, или вы вернете обратно свой корабль и уплывете, или Ябу погибнет, или мы все умрем, или что-то еще случится, кто знает? Оставьте Богу Богово и карму карме. Сегодня вы здесь, и не в ваших силах изменить это. Вы живы и здоровы. Посмотрите на этот закат, красиво, правда? Этот закат есть только сейчас. Завтра не существует. Посмотрите. Это так красиво и никогда не повторится снова. Это бесконечность жизни. Забудьтесь в этом, останьтесь наедине с природой и не беспокойтесь о будущем, вашем, моем или всей деревни.
Он поддался обману безмятежности ее слов. Посмотрел на запад. По небу расплывались громадные пурпурно-красные пятна.
Он смотрел на солнце, пока оно не исчезло.
— Я хочу, чтобы вы стали моей наложницей, — сказал Блэксорн.
— Я принадлежу господину Бунтаро, и, пока он не умер, я не могу думать или говорить о том, что может быть в мыслях или на словах.
«Карма, — подумал он. — Принимаю ли я карму? Свою? Ее? Их? Ночь красива. И вот есть она, и она принадлежит другому. Красивая. И очень умная: оставить проблемы Бога Богу и кармы — карме. Ты пришел сюда без приглашения. Ты в их власти. И какой ответ?». «Ответ будет, — сказал он себе, — потому что Бог на небесах и Бог везде».
Послышался шум шагов. По тропинке на холм поднимались двадцать самураев с факелами, во главе их — Оми.
* * *
— Извините, Анджин-сан, но Оми приказал вам отдать пистолеты.
— Скажите ему, пусть идет к черту!
— Не могу, Анджин-сан, я не осмеливаюсь.
Блэксорн свободно держал одну руку на пистолете, устремив свой взгляд на Оми. Он умышленно остался сидеть на ступенях, ведущих на веранду. Десять самураев стояли в садике сзади Оми, остальные — около дожидающегося их паланкина. Как только Оми без приглашения вошел в дом, Фудзико появилась откуда-то из дальних комнат и теперь, побледнев, стояла на веранде за спиной у Блэксорна.
— Господин Торанага не возражал, и все эти дни мои пистолеты были при мне.
Марико сказала, нервничая;