Приближался рассвет. Теперь Блэксорн уже мог видеть край неба. Оно было облачным, дождливым, воздух теплый с привкусом соли, время от времени ветерок колебал полог, снаружи которого слабо жужжали москиты. Он был рад, что находится внутри, в безопасности хотя бы в этот момент. «Радуйся миру и покою, пока они еще есть», — сказал он себе.
Кику спала возле него, свернувшись как котенок. Во сне она казалась ему еще более красивой. Он осторожно расслабился под стеганым одеялом на татами.
«Так намного лучше, чем на кровати. Лучше, чем на любой койке — Боже мой, да намного лучше! Но скоро снова на корабль. Скоро предстоит нападение на Черный Корабль. Я думаю, Торанага согласился, хотя он и не сказал об этом напрямую. Разве он не дал согласия на свой японский манер? Ничего и никогда не решится в Японии, если только не использовать японские приемы. Да, это так.
Я хотел быть лучше информированным. Разве он не приказал Марико все переводить и разъяснять все их политические проблемы? Мне были нужны деньги, чтобы нанять новую команду. Разве он не дал мне новую команду? Я просил две или три сотни пиратов. Разве он не дал мне две сотни самураев со всем вооружением и всем, что мне нужно? Будут ли они повиноваться мне? Конечно. Он сделал меня самураем и хатамото. Так что они будут подчиняться мне до самой смерти, и я поведу их на свой корабль, „Эразмус“, они станут моей абордажной командой и я пошлю их в атаку.
Мне невероятно повезло! У меня есть все, что я хочу. Кроме Марико. Но я имею даже и ее. У меня в сердце ее любовь. И я обладал ее телом прошлой ночью, волшебной ночью, которой никогда не было. Мы любили без физической близости. Это совсем другое.
Между мной и Кику не любовь, просто желание. Для меня это было прекрасно. Надеюсь, что для нее тоже. Я пытался всеми силами быть японцем и выполнить свой долг, угодить ей, как она угодила мне».
Он вспомнил, как надевал кольцо наслаждений. Он чувствовал себя очень неуклюжим, стеснялся, отвернулся, чтобы надеть его, пораженный тем, что его силы иссякли, но оказалось, что это не так. И когда наконец кольцо оказалось на месте, они опять занялись любовью.
Ее тело содрогалось, изгибалось, и ее дрожь вознесла его на такую высоту, о которой он даже не подозревал.
Потом, когда он снова смог дышать, он начал хохотать, и она прошептала: «Почему ты смеешься?» А он ответил: «Не знаю, за исключением того, что ты сделала меня счастливым».
«Я никогда не смеялся в такой момент, никогда раньше. Я не люблю Кику-сан — я ее ласкаю. Я люблю Марико-сан безоговорочно, и мне очень нравится Фудзико-сан.
А стал бы ты заниматься любовью с Фудзико? Нет. По крайней мере, думаю, что не мог бы.
Разве это не твой долг? Если тебе присвоили все привилегии самурая, ты требуешь, чтобы все другие обращались с тобой как с самураем во всем, что бы это ни значило, ты принимаешь всю ответственность и обязанности, не так ли? Это только честно и все? И почетно, да? Твой долг дать Фудзико сына.
А Фелисите. Что сказала бы она?
А когда ты уплывешь, что будет с Фудзико и Марико? Ты действительно вернешься сюда, несмотря на рыцарский титул и большие почести, к которым тебя наверняка представят, если ты прибудешь нагруженный сокровищами? Поплывешь ли ты еще раз в эти враждебные глубины, чтобы быть раздавленным леденящим ужасом пролива Магеллана, чтобы выдерживать штормы, цингу, бунты на корабле в течение шестисот девяноста восьми дней, чтобы во второй раз пристать к этому берегу? Снова выдержишь такую жизнь?
Решай!»
Потом он вспомнил, что сказала ему Марико: «Стать японцем, Анджин-сан, вы должны, чтобы выжить. Делайте то же, что делаем мы, подчиняйтесь гармонии кармы, не стыдясь этого. Будьте в согласии с силами, которые не зависят от вас. Раскладывайте все по отдельным местам и уступите „ва“, гармонии жизни. Не сопротивляйтесь, Анджин-сан, карма есть карма».
«Да, я решу, когда придет время. Сначала я должен собрать команду. Потом я захвачу Черный Корабль. Затем я преодолею расстояние в половину пути вокруг света, чтобы попасть в Англию. После я куплю и снаряжу корабли. И потом я буду решать. Карма есть карма».
Кику заворочалась, потом поглубже закуталась в одеяла, придвинувшись к нему поближе. Он чувствовал тепло ее тела через шелк их кимоно и возбудился.
— Анджин-сан, — пробормотала она, все еще не просыпаясь.
— Хай?
Но он не разбудил ее. Он довольствовался тем, что убаюкал ее и оставил в покое, восхищенный блаженством, которое дало ему обладание ею. Но перед тем, как заснуть, он поблагодарил Марико за то, чему она научила его.
* * *
— Да, Оми-сама, конечно, — сказала Дзеко. — Я схожу за Анджин-саном сейчас же. Ако, пошли со мной, — Дзеко послала Ако за чаем, потом заторопилась в сад, соображая, какие такие важные новости доставил прискакавший ночью гонец. «И почему Оми сегодня такой странный? — спросила она себя. — Почему такой надменный, грубый? И почему он пришел сам из-за такого пустяка? Почему не прислал кого-нибудь из самураев?
Ах, кто знает? Оми — мужчина. Разве мы можем понять их, особенно самураев? Но что-то не так. Не принес ли гонец объявление войны? Думаю, что да. Пусть будет война, она никогда не повредит нашему делу. Дайме и самураи все так же будут нуждаться в наших услугах — во время войны даже больше, а на войне деньги меньше значат для них, чем когда-либо. Все хорошо».
Она улыбнулась про себя: «Вспомни военные дни сорок с лишним лет назад, когда тебе было семнадцать, и старого пьяницу из Мисимы? Помнишь тот смех, и любовь, и славные ночи, переходящие в дни. Вспомни, как обслуживала самого Лысого Старика, отца Ябу, приятного пожилого мужчину, который любил варить преступников, как и его сын? Вспомни, как много тебе пришлось стараться, чтобы ублажить его, — в отличие от его сына! — Дзеко хихикнула. — Мы наслаждались три дня и три ночи, потом он на год стал моим хозяином. Хорошие времена — отличный мужчина. О, как мы наслаждались!
Война или мир — неважно! Сигата га наи? Достаточно вложено у ростовщиков, купцов, немного там, немного здесь. Потом фабрика саке в Одоваре, Чайный Домик в Мисиме процветает, а сегодня господин Торанага хотел купить контракт Кику!
Да, наступают интересные времена и какая фантастическая была прошлая ночь. Кику была прекрасна, вспышка Анджин-сана огорчительна. Кику совершила потом удивительный ход, как лучшая куртизанка страны. И после, когда госпожа Тода ушла, искусство Кику сделало все прекрасным, и ночь прошла в блаженстве.
Ах, мужчины и женщины. Как они предсказуемы. Особенно мужчины.
Всегда дети. Пустые, трудные, ужасные, нетерпеливые, слабые, противные, очень редко изумительные — но все рождены с одной все искупающей особенностью, которую мы в нашем деле называем Нефритовый Стержень, Черепашья Головка, Кипящий Ствол, Мужской Толкатель или просто Кусок Мяса. Как оскорбительно! И все-таки как правильно!»
Дзеко хихикнула и в десятитысячный раз спросила себя, клянясь всеми богами, живыми, мертвыми и теми, которые еще только должны родиться, что бы мы делали в этом мире без этого Куска Мяса?