Она снова ускорила шаг, стук ее подошв слышен был достаточно далеко, чтобы возвестить о ее приходе. Она взобралась по отполированным кедровым ступеням, очень осторожно постучала.
— Анджин-сан, Анджин-сан, извините, но господин Торанага послал за вами. Вам приказано сразу же вернуться в крепость.
— Что? Что вы говорите?
Она произнесла то же самое более простыми словами.
— А! Понятно! Хорошо, я буду там очень скоро, — услышала она, как говорит он со своим смешным акцентом.
— Извините, пожалуйста, меня. Кику-сан?
— Да, Мама-сан? — Через мгновение седзи открылись. Кику улыбнулась ей, она была в облегающем кимоно, с растрепанными волосами: — Доброе утро, Мама-сан, надеюсь вы видели хорошие сны?
— Да, да благодарю вас. Кику-сан, не желаете ли свежего зеленого чаю?
— Ох! — улыбка Кику сразу исчезла. Это было условное предложение, которое Дзеко могла свободно использовать в любой обстановке, оно извещало Кику, что пришел ее самый важный клиент, Оми-сан. Кику всегда могла закончить свой рассказ, или песню, или танец побыстрее, чтобы пойти к Оми-сану, если ей этого хотелось. Кику спала очень с немногими, хотя и обслуживала значительное количество самураев — если они платили. Только некоторые могли получить от нее все услуги.
— Ну так что? — настойчиво спросила Дзеко.
— Ничего, Мама-сан. Анджин-сан, — весело позвала Кику, — простите, а вы не хотите чаю?
— Да, пожалуй.
— Сейчас принесут, — сказала Дзеко. — Ако! Поторопись, деточка.
— Да, хозяйка, — Ако принесла чай и две чашки на подносе, налила. Дзеко ушла, снова извинившись за беспокойство.
Кику сама подала чашку Блэксорну, тот жадно выпил, после этого она помогла ему одеться. Ако достала свежее кимоно и для нее. Кику была очень внимательна к Блэксорну, но вся поглощена мыслью о том, что скоро ей придется проводить Анджин-сана за ворота и раскланяться с ним, когда он будет уходить. Этой процедуры требовали хорошие манеры. Более того, это было ее привилегией и обязанностью. Только куртизанкам первого класса было разрешено выходить за порог, чтобы воспользоваться таким почетным правом, все другие должны были оставаться во дворе. С ее стороны было бы неразумно не закончить ночь так, как следует — это было бы ужасным оскорблением для гостя и все-таки…
Первый раз в своей жизни Кику не хотела кланяться гостю, провожая его перед другим гостем.
«Я не могу, только не Анджин-сан и не перед Оми-саном.
Почему? — спросила она себя, — потому что Анджин-сан иностранец, и ты стыдишься того, что весь мир узнает, что он тобой обладал? Нет. Вся Анджиро уже знает, а один мужчина похож на другого, большей частью. Этот мужчина самурай, хатамото, адмирал флота господина Торанаги! Нет, ничего подобного.
Что тогда? Наверное, то, что ночью я устыдилась того, как его опозорил Оми-сан. Нам всем было стыдно. Оми-сан никогда не должен был делать этого. Анджин-сан заклеймен, и мои пальцы, казалось, чувствовали клеймо через шелк его кимоно. Я сгорала от стыда за него, хорошего человека, с которым этого делать не следовало.
И я тоже испачкана?
Нет, конечно, нет, просто стыдно перед ним. И мне стыдно показать это Оми-сану».
Потом она услышала, как Мама-сан снова говорит:
— Дитя, дитя, оставь мужчинам их мужские дела. Смех — наше лекарство от них, от мира, богов и даже старости.
— Кику-сан?
— Да, Анджин-сан?
— Я сейчас ухожу.
— Да. Давайте выйдем вместе, — сказала она.
Он нежно взял ее лицо своими грубыми ладонями и поцеловал:
— Спасибо тебе. Не хватает слов для благодарности.
— Это мне следует благодарить вас. Пожалуйста, позвольте мне сделать это, Анджин-сан. Давайте сейчас выйдем вместе.
Она позволила Ако последний раз прикоснуться к своим волосам, оставив их распущенными, повязала пояс на свежем кимоно и вышла вместе с ним.
Кику шла рядом с ним, что было ее правом, в отличие от жены или наложницы, дочери или служанки, которые должны были идти на несколько шагов сзади. Он сразу положил руку ей на плечо, и это ей не понравилось, так как они больше не были наедине в ее комнате. Потом у нее появилось внезапное ужасное предчувствие, что он поцелует ее при всех у ворот — это, как говорила Марико, было обычаем у чужеземцев. «О, Будда, пусть этого не случится», — подумала она, чуть не упав в обморок от испуга.
Его мечи лежали в приемной. По обычаю, все оружие оставалось под стражей, за пределами комнаты для удовольствий, чтобы избежать ссор со смертельным исходом между клиентами и чтобы не дать кому-нибудь из дам покончить с собой. Не все дамы Ивового Мира были счастливы или удачливы.
Блэксорн засунул мечи за пояс. Кику поклонилась ему через веранду, где он одевал свои сандалии, Дзеко и другие собрались, чтобы тоже поклониться почетному гостю. За воротами были деревенская площадь и море. Там слонялось много самураев, среди них был и Бунтаро. Кику не видела Оми, хотя и была уверена, что он откуда-нибудь наблюдает за ними.
Анджин-сан казался таким высоким, а она такой маленькой рядом с ним. Они пересекали двор, когда одновременно увидели Оми. Он стоял около ворот.
Блэксорн остановился:
— Доброе утро, Оми-сан, — сказал он ему как другу, не зная, что Оми и Кику были более, чем друзья. «Откуда он может это знать? — подумала она. — Никто не говорил ему — почему ему должны были сказать? И какое это имеет значение?»
— Доброе утро, Анджин-сан, — голос Оми тоже был дружелюбен, но она заметила, что его поклон был только обязательной вежливостью. Его угольно-черные глаза посмотрели на нее, она поклонилась, улыбнувшись своей безукоризненной улыбкой:
— Доброе утро, Оми-сан. Вы оказали честь нашему дому.
— Благодарю вас, Кику-сан.
Она чувствовала его изучающий взгляд, но притворилась, что ничего не замечает, и скромно опустила глаза. С веранды за ними наблюдали Дзеко, служанки и свободные куртизанки.
— Я иду в крепость, Оми-сан, — говорил Блэксорн. — Все в порядке?
— Да, господин Торанага послал за вами.
— Надеюсь, что мы скоро увидимся.
— Взаимно.
Кику подняла глаза. Оми все еще смотрел на нее. Она улыбнулась ему своей лучезарной улыбкой и посмотрела на Анджин-сана. Он внимательно следил за Оми, потом, чувствуя ее взгляд, повернулся к ней и улыбнулся. Улыбка показалась ей напряженной:
— Извините, Кику-сан, Оми-сан, я уже должен идти.
Он поклонился Оми. Тот ответил. Он прошел в ворота. Едва дыша, она пошла за ним. Движение на площади прекратилось. В полной тишине она увидела, как он поворачивается, и в один ужасный момент она поняла, что он собирается обнять ее. Но, к ее огромному облегчению, он не сделал этого, а только остановился, ожидая, как и следовало поступить цивилизованному человеку.