— Мы можем свободно передвигаться по деревне, ну, может, на пол-лиги вокруг нее. Но нам нельзя выходить в Эдо и…
— И пересекать мост! — радостно перебил Сонк. — Расскажи ему о мосте, Джохан!
— О, ради Бога, я и собирался как раз о мосте, Сонк. Ради Бога, не прерывай! Кормчий, вот там, в полумиле к юго-западу отсюда, есть мост, на нем масса всяких объявлений. Вот до него нам и можно топать, за него заходить нельзя. «Киндзиру», ей-богу, — так говорят самураи. Ты понимаешь, что значит «киндзиру», кормчий?
Блэксорн кивнул, но ничего не ответил.
— Кроме этого, мы можем ходить куда нам захочется. Но только до оград. Эти ограды — кругом, на расстоянии полумили… Боже мой, разве можно поверить — скоро домой!
— Расскажите ему о докторе и о…
— Самурай прислал нам однажды доктора, кормчий, нас заставили раздеться, и он нас осматривал…
— Да. Достаточно человеку устроиться до ветру, и какой-нибудь негодяй туземец уже на тебя глазеет.
— Кроме этого, кормчий, они не докучали нам, кроме того, что…
— Эй, не забывай, что доктор дал нам эту чертову противную молотую траву под названием «чар», — противная, ее, наверно, надо было бы настаивать в горячей воде, но мы ее выкинули. Когда болеем, старина Джохан пускает нам кровь — и все в порядке.
— Верно, — кивнул Сонк, — мы выбросили этот чар.
— Ну, вот так и было, за исключением…
— Здесь нам повезло, кормчий, не так, как сначала…
— Это верно. Сначала…
— Скажи ему про инспекцию, Баккус!
— Я собираюсь к этому перейти, — ради Бога, потерпите, не сбивайте. Как я могу ему что-то рассказать, если вы все болтаете! Налейте мне выпить! — взмолился Ван-Некк и продолжал: — Каждые несколько дней сюда приходят самураи, мы выстраиваемся снаружи, и они нас пересчитывают. Потом дают нам мешки с рисом и деньги, медную мелочь. Этого хватает на все, кормчий. Мы меняем рис на мясо и другие продукты — фрукты и все остальное… И женщины делают все, что мы хотим. Сначала мы…
— Но так было не все время. Расскажи ему, Баккус!
Ван-Некк сел на пол:
— Боже, дай мне силы!
— Ты заболел, бедняга? — заботливо проворковал Сонк. — Тебе лучше всего не пить больше, или ты опять допьешься до чертиков, а? Он раз в неделю напивается до чертиков, кормчий. Мы все — тоже.
— О господи, да помолчи ты, дай мне рассказать вес кормчему…
— Это ты мне? Да я не сказал ни слова… Я тебя не прерывал… На вот твой стакан!
— Спасибо, Сонк! Ну, кормчий, сначала они засунули нас в дом в западной части города…
— Внизу, уже около полей.
— Черт возьми, тогда давай ты рассказывай эту историю, Джохан!
— Хорошо. О Боже, кормчий, это было ужасно… Ни еды, ни выпивки, и эти чертовы бумажные дома — как будто живешь в поле: ни помочиться, ни в носу поковырять — ничего не сделаешь, чтоб за тобой кто-нибудь не подсматривал, да? Самый слабый шум — и тут же собираются все соседи, и уже самурай на крыльце, а кому нужно, чтобы вокруг слонялись эти мерзавцы, а? Они размахивали перед нами своими мечами, кричали и вопили — просили нас вести себя спокойно. Однажды ночью кто-то уронил свечу — так эти обезьяны прямо обмочились! Боже мой, вы бы это слышали! Они прибежали из своих деревянных домов с ведрами воды, проклятые Богом сумасшедшие, шикали, кланялись и ругались… Всего-то одна паршивая стена сгорела. А сбежались они прямо сотнями, как тараканы. Негодяи! Вы…
— Ага, дальше!
— Ты хочешь рассказать?
— Ну, Джохан, не обращай на него внимания. Он всего только паршивый повар.
— Что-что-о?..
— Ох, заткнись! Ради Бога! — Ван-Некк поспешил продолжить рассказ: — На следующий день, кормчий, они выпроводили нас оттуда в другой дом, у пристани. Там было так же плохо. Потом, через несколько недель Джохан наткнулся на это место. Ему единственному из нас разрешали выходить, на этот раз из-за корабля. Они каждый день забирали его и вечером приводили обратно. Он ходил на рыбалку — мы были всего в нескольких сотнях ярдов от моря… Лучше ты расскажи об этом, Джохан.
Блэксорн почувствовал зуд в босой ноге и машинально почесал ее. Но стало еще хуже. Тут он увидел пестрое пятно на ноге от блошиных укусов, а Винк гордо продолжал:
— Все так и было, как говорил Баккус, кормчий. Я спросил Сато-сама, нельзя ли нам переехать, и он сказал — да, почему бы и нет. Они обычно отпускали меня ловить рыбу на одной из своих маленьких лодок, чтобы я мог убить время. Вот мой нос и привел меня сюда, кормчий. Старый нос привел меня к крови!
Блэксорна осенило: «Бойня! Бойня и дубильня! Вот оно что!» Он замолчал и побледнел.
— Что такое? В чем дело?
— Так здесь деревня эта? Боже мой, эти люди — эта?
— Так что тут плохого? — удивился Ван-Некк. — Верно, здесь живут эта.
Блэксорн отмахивался от москитов, заполнивших все пространство, по его коже побежали мурашки.
— Проклятые жучки! Они… они же гнилые, не так ли? Здесь же дубильня, да?
— Да. Несколько улиц наверху, ну и что?
— Ничего. Я не узнал запаха, вот и все.
— А что тебе эта?
— Я… Я, дурак, не понял. Если бы я видел мужчин, я бы догадался по коротким волосам. А с женщинами никогда не знаешь… Извини. Ну, продолжай свою историю, Винк.
— Ну, тогда они сказали…
Жан Ропер прервал их:
— Подожди минутку, Винк! Так что тут такого, кормчий? Что плохого в эта?
— Только то, что японцы считают их другими существами. Они палачи, живодеры, имеют дело с трупами. — Он чувствовал, что на него все смотрят, особенно Жан Ропер. — Эта — живодеры, это их работа, — повторил он, пытаясь говорить как можно беззаботнее. — Они убивают старых лошадей и быков и имеют дело с мертвецами.
— Но что тут плохого, кормчий? Ты сам не меньше дюжины раз хоронил людей, клал их в саваны, обмывал — мы все так делали, да? Мы сами разделываем мясо, всегда так делали. Джин-сель, вот он, — он был палачом… Что тут плохого?
— Ничего, конечно, — Блэксорн знал, что это так, и все же чувствовал себя оскверненным. Винк фыркнул:
— Эта — лучшие из всех язычников, которых мы встречали. Они больше похожи на нас, чем все остальные ублюдки. Нам чертовски повезло, что мы здесь, кормчий, — нет проблем со свежим мясом или жиром: они дают нам все, и не надо ни о чем заботиться.
— Правильно. Если бы вы жили с эта, кормчий…
— Боже мой, да кормчему приходилось все время жить с другими негодяями! Он не знает никого лучше их. А что, сходить за толстозадой Мэри, Сонк?
— Или Двухзадой?
— Нет уж, не ее, не эту старую шлюху! Кормчему захочется чего-нибудь особенного. Давай спросим Мама-сан…