— Это слишком, Оми-сама, — сказала Кику. — Я освобождаю вас от вашего обета! Это было сказано под влиянием ками, который живет во всех бутылках с саке.
— Я отказываюсь освободиться от обета.
Они были очень счастливы вместе.
— Сьюзен, — сказала она, — теперь оставь нас. И пожалуйста, пожалуйста, дитя, сделай это грациозно.
— Да, госпожа. — Молодая девушка вошла в соседнюю комнату и проверила, чтобы футоны были удобны, любовные инструменты и бусы для удовольствий были под рукой и цветы в полном порядке. Незаметная складка на и без того уже гладком одеяле была разглажена. После этого, удовлетворенная, Сьюзен села, вздохнула с облегчением, обмахнула жар с лица своим сиреневым веером и, довольная, стала ждать.
В соседней комнате, которая была самой приятной из всех комнат чайного домика, потому что только она одна имела собственный выход в сад, Кику взяла сямисен с длинной ручкой. Это был трехструнный, похожий на гитару инструмент, и первая парящая нота заполнила комнату. Потом она начала петь. Сначала мягко, потом возбуждающе, снова мягко, потом более громко и, сладко вздыхая, она пела о взаимной и неразделенной любви, о счастье и печали.
* * *
— Госпожа? — Шепот не разбудил бы самого чутко спавшего, но Сьюзен знала, что ее хозяйка предпочитает не спать после Облаков и Дождя, как бы они ни были сильны. Она предпочитает отдыхать в спокойной полудреме.
— Да, Сью-чан? — спокойно прошептала Кику, используя «чан», как говорят с любимым ребенком.
— Вернулась жена Оми-сана. Ее паланкин только что пронесли по дорожке к его дому.
Кику взглянула на Оми. Его шея удобно покоилась на обитой войлоком деревянной подушке, руки переплетены. Его тело было сильным и чистым, кожа твердой и золотистой, местами блестящей. Она нежно приласкала его, достаточно, чтобы он почувствовал это сквозь сон, но недостаточно, чтобы разбудить его. Потом она выскользнула из-под стеганого одеяла, собирая свои раскиданные вокруг кимоно.
Кику потребовалось немного времени, чтобы обновить макияж, пока Сьюзен причесывала и укладывала ей волосы в стиле Шимода. После этого хозяйка и служанка бесшумно прошли по коридору, вышли на веранду и через сад на площадь. Лодки, как светлячки, курсировали от корабля чужеземцев к пристани, где еще оставалось семь пушек. Все еще была глубокая ночь, до рассвета было далеко.
Две женщины проскользнули вдоль узкой аллеи между скоплением домов и начали подниматься по тропинке.
Покрытые пятнами пота и усталые носильщики стояли вокруг паланкина на вершине холма у дома Оми. Кику не постучала в садовую дверь. В доме горели свечи и слуги бегали туда и сюда. Она сделала знак Сьюзен, и та сразу же подошла к веранде около передней двери и постучала. Через мгновение дверь открылась.
Кровать матери Оми еще не была разобрана. Она сидела, неподвижно прямая, около маленького алькова. Окно было открыто в сад. Мидори, жена Оми, сидела напротив нее.
Кику стала на колени. Неужели всего лишь вчера она была здесь, напуганная Ночью Стонов? Она поклонилась сначала матери Оми, потом его жене, чувствуя напряжение между этими двумя женщинами, и спросила себя, почему неизбежно такое недоброжелательство между свекровью и невесткой. Разве невестка в свое время не станет свекровью? Почему она потом всегда обращается со своей невесткой так зло и делает ее жизнь несчастной и почему эта девочка потом делает то же самое?
— Я сожалею, что беспокою вас, госпожа-сан.
— Милости просим. Кику-сан, — ответила старуха. — Ничего не случилось, я надеюсь?
— О нет, я просто не знала, хотите вы или нет, чтобы я разбудила вашего сына, — сказала она, уже зная ответ. — Я думала, лучше спросить вас, как вы, Мидори-сан, — она повернулась, улыбнулась и слегка поклонилась Мидори, которая ей очень нравилась, — как вы добрались?
Старуха сказала:
— Вы очень добры. Кику-сан, и очень предусмотрительны. Нет, оставьте его в покое.
— Очень хорошо. Пожалуйста, извините меня за то, что я так надоедаю вам, но я подумала, что лучше всего спросить. Мидори-сан, я надеюсь, ваше путешествие было не очень тяжелым?
— Прошу прощения, но это было ужасно, — сказала Мидори. — Я рада, что вернулась, я не люблю уезжать. С моим мужем все в порядке?
— Да, все хорошо. Он много смеялся в этот вечер и казался счастливым. Он ел и пил умеренно и крепко спит.
— Госпожа-сан начала рассказывать мне об ужасных вещах, которые произошли, пока меня не было…
— Тебе не следовало уезжать. Ты была нужна здесь, — прервала ее старуха с ядом в голосе. — Или, может быть, нет. Может быть, тебе постоянно следует отсутствовать. Может быть, ты привела к нам плохого ками в дом вместе со своим постельным бельем.
— Я никогда не делала этого, госпожа-сан, — сказала Мидори терпеливо. — Пожалуйста, поверьте мне, что я скорее бы покончила с собой, чем бросила мельчайшее пятно на ваше доброе имя. Пожалуйста, простите мне мое отсутствие и мои ошибки. Простите меня.
— С того времени, как сюда пришел этот чертов корабль, у нас одни неприятности. Это все злой ками. Очень плохой. А где ты была, когда ты так нужна здесь? Сплетничала в Мисима, объедалась и пила саке.
— Умер мой отец, госпожа-сан. За день до моего приезда.
— Ну, у тебя даже не хватило вежливости или предчувствия, чтобы быть у смертного одра твоего собственного отца. Чем скорее ты навсегда уедешь из нашего дома, тем лучше для всех нас. Я хочу чаю. У нас здесь гостья, а ты даже не вспомнила о своем воспитании, не предложила ей освежиться!
— Чай заказан сразу же, в тот момент, как она…
— Но он не подан сразу же!
Седзи открылись. Служанка нервно внесла зеленый чай и сладкие кексы. Сначала Мидори подала старухе, которая резко обругала служанку и стала грызть кекс, прихлебывая питье.
— Вы должны извинить служанку, Кику-сан, — сказала старуха. — Чай безвкусный. Безвкусный! И горячий. Чего еще можно ожидать в этом доме.
— Вот, пожалуйста, возьмите мой. — Мидори аккуратно подула на чай, чтобы охладить его. Старуха недовольно взяла его.
— Почему нельзя было сразу дать хороший чай?
— Что вы думаете обо всем этом? — спросила Мидори Кику. — О корабле и Ябу-сама и Хиро-Мацу-сама?
— Я не знаю, что думать. Что касается чужеземцев, кто знает? Они, конечно, сборище очень необычных людей. И этот великий дайме, Железный Кулак? Очень интересно, что он приехал почти в то же время, что и господин Ябу, да? Ну, вы должны извинить меня. Пожалуй, я должна идти.
— О нет, Кику-сан, я не могу и слышать об этом.
— Но ты же видишь, Мидори-сан, — старуха нетерпеливо прервала ее, — нашей гостье неудобно, и чай ужасный.
— О нет, чай мне понравился, хозяйка-сан, правда. Вы извините меня, я ведь немного устала. Может быть, завтра перед отъездом вы позволите мне навестить вас? Мне так приятно беседовать с вами.