Скраггер лежал на соломенном матрасе в одежде и обуви, прикованный за руку и за щиколотку к старой чугунной кровати. Его голова была перевязана, лицо небритым и грязным. Увидев позади полицейского Касиги и Минору, он приподнялся и глаза его загорелись.
– Привет, ребята, – сказал он хриплым голосом.
– Как вы, капитан? – спросил Касиги, ужасаясь наручникам.
– Ежели б на свободу вырваться, совсем было бы прекрасно.
Полицейский раздраженно прервал его, громко, чтобы слышали все окружающие, осведомившись на фарси:
– Этого человека вы хотели видеть?
– Да, ваше превосходительство, – ответил за Касиги Минору.
– Ну вот, вы его увидели. Можете доложить своему правительству или кому вам там угодно, что он, без сомнения, получает лечение. Его будет судить комитет по делам дорожного движения. – С напыщенным видом он повернулся, чтобы уйти.
– Но капитан даже не был водителем того автомобиля, – терпеливо сказал Касиги по-английски. Минору перевел; эту фразу они повторяли большую часть прошедшей ночи и с самого утра сегодня различным полицейским всякого ранга, неизменно получая разнообразные варианты одного и того же ответа: «Если бы этот чужеземец не приехал в Иран, этой аварии никогда бы не случилось. Разумеется, он виноват».
– Не важно, был он водителем или не был, он все равно виноват! – сердито ответил полицейский; его громкий голос эхом отразился от стен палаты. – Сколько раз вам нужно это повторять? Он отвечал за ту машину. Он заказал ее для себя. Если бы он ее не заказал, ничего бы не случилось; люди погибли и пострадали; конечно же, он виновен!
– Но, повторяю еще раз, мой помощник был свидетелем, и он даст показания, что авария была вызвана другим автомобилем.
– Лжесвидетельство перед комитетом будет наказано самым суровым образом, – мрачно произнес полицейский, один из тех, кто сидел в той полицейской машине.
– Это не ложь, ага. Есть и другие свидетели, – сказал Касиги, никаких свидетелей не имея, и его голос стал более резким. – Я настаиваю, чтобы этого человека немедленно отпустили. Он является сотрудником моего правительства, которое вложило миллиарды долларов в наш нефтехимический завод «Иран-Тода» для блага Ирана и особенно всех жителей Бендер-Делама. Если его немедленно не освободят, я прикажу всем японцам покинуть страну и прекратить все работы! – Он говорил с возрастающим раздражением, ибо не имел таких полномочий да и не стал бы отдавать такое распоряжение в любом случае. – Все остановится!
– Клянусь Пророком, мы больше не поддадимся на шантаж чужеземцев, – выпалил полицейский и отвернулся. – Вам придется обсудить все это с комитетом!
– Если его сейчас же не отпустят, все работы прекратятся, и не будет больше никаких рабочих мест. Никаких!
Когда Минору перевел, Касиги заметил перемену в молчании и настроении людей вокруг. И даже в самом полицейском, который обнаружил, что все взгляды уперлись в него, и ощутил их внезапную враждебность. Один из сидевших поблизости юношей с зеленой повязкой на рукаве тяжело произнес:
– Так ты хочешь поставить под угрозу наши рабочие места, а? Кто ты такой? Откуда мы знаем, что ты не человек шаха? Комитет рассматривал твое дело?
– Конечно, рассматривал! Клянусь Истинным Богом, я много лет был за имама! – сердито ответил полицейский, но волна страха прокатилась по нему. – Я помогал революции, все это знают. Вы, – он ткнул пальцем в Касиги, молча проклиная его за то, что он был причиной всех этих неприятностей, – следуйте за мной! – Полицейский начал проталкиваться к выходу.
– Я вернусь, капитан Скраггер, не беспокойтесь. – Касиги и Минору бросились догонять полицейского.
Тот спустился по лестнице на один пролет, прошел по коридору, спустился по другой лестнице, проталкиваясь сквозь толпы людей. Касиги начал нервничать, видя, что они спускаются все глубже, в подвальные помещения больницы. Полицейский открыл дверь с надписью на фарси на ней.
Касиги прошиб холодный пот. Они были в морге. Мраморные плиты с телами, накрытыми грязными простынями. Много тел. Пахло химикатами, засохшей кровью и экскрементами.
– Вот! – воскликнул полицейский, срывая простыню с одного из тел. Под ней оказался обезглавленный труп женщины. – Ваш автомобиль стал причиной ее смерти, как быть с ней и с ее семьей? – Касиги услышал слово «ваш», и леденящий ток пробежал по его телу. – И вот еще! – Иранец сорвал другую простыню. Раздавленная до неузнаваемости женщина. – Ну?
– Мы… мы глубоко сожалеем, конечно… разумеется, нам очень жаль, что кто-то пострадал, мы глубоко сожалеем, но это карма, иншаллах, в этом нет нашей вины или вины пилота наверху. – Касиги отчаянно боролся с тошнотой. – Мы глубоко сожалеем.
Минору перевел, полицейский стоял, нахально опершись на плиту. Потом он ответил, и глаза молодого японца расширились:
– Он говорит… он говорит, что залог, штраф за немедленное освобождение мистера Скраггера составляет один миллион риалов. Немедленно. Что решит комитет, его не касается.
Один миллион риалов составлял примерно двенадцать тысяч долларов.
– Это невозможно, но мы, безусловно, смогли бы заплатить сто тысяч риалов в течение часа.
– Миллион! – прокричал полицейский. Он схватил голову женщины за волосы и поднес ее к лицу Касиги, которому пришлось собрать все свои силы, чтобы стоять прямо. – Как быть с ее детьми, которые теперь обречены на то, чтобы всю жизнь расти без матери? Разве они не заслуживают компенсации? А?
– Такой… такой суммы наличными не наберется… на всем заводе, прошу простить.
Полицейский выругался и стал торговаться дальше, но тут дверь открылась. В помещение вошли санитары. Они везли тележку с еще одним телом и с любопытством поглядывали на них. Полицейский тут же сказал:
– Очень хорошо. Мы отправимся в ваш офис немедленно.
Они поехали и забрали последнюю сумму, которую Касиги предложил – двести пятьдесят тысяч риалов или около трех тысяч долларов, – но без расписки, лишь с устной договоренностью, что Скраггер может идти. Не доверяя полицейскому, Касиги передал ему половину суммы в кабинете и положил вторую половину в конверт, который сунул себе в карман. Они вернулись в больницу. Там он остался ждать в машине, а полицейский и Минору вошли внутрь. Ожидание казалось бесконечным, но в конце концов Минору и Скраггер спустились по ступеням больницы вместе с полицейским. Касиги вышел из машины и передал полицейскому конверт. Иранец проклял всех чужеземцев и отошел с вызывающим видом.
– Итак, – сказал Касиги и улыбнулся Скраггеру.
Они пожали друг другу руки, Скраггер пространно поблагодарил его, извинился за доставленное беспокойство, оба они посетовали на судьбу, потом благословили ее и быстро сели в машину. Иранский шофер влился в поток машин, громко обругал обгонявшую его машину, у которой было преимущественное право проезда и которая едва не столкнулась с ним, и пронзительно засигналил.