– Да, да, правда. Но э…
– Быстрей, вы должны рассказать им! – Облегчение наполнило все тело, как вода сосуд, накрыло с головой, потому что сам он только наполовину поверил Хакиму. – Скорее, а то они убьют его и убьют Азадэ. Пошли!
– Значит… они не погибли?
– Нет, конечно, нет, пойдемте скорей!
– Погодите! Что именно сказал х… сказал его высочество?
– Какая, к черту, разница, что…
Дуло прижалось к лицу Эрикки.
– Что именно он сказал?
Эрикки напряг память и как мог точнее пересказал ему то, что было сказано, потом добавил:
– А теперь, ради всего святого, пойдемте!
Время остановилось для Ахмеда. Если он пойдет с этим неверным, он, вероятно, умрет, умрет и Хаким, умрет его сестра, а неверный, на котором лежит вина за весь этот кошмар, скорее всего сбежит невредимым со своими проклятыми горцами. С другой стороны, думал он, если я смогу убедить их оставить в живых хана и его сестру, договорюсь, чтобы они покинули дворец, я докажу свою несомненную верность и хану, и ей и смогу убить пилота позже. Или я могу убить его сейчас, без труда выбраться отсюда и остаться жить – но только как беглец, презираемый всеми как человек, предавший своего хана. Иншаллах!
Его лицо сложилось в улыбку.
– На все воля Аллаха! – Он вынул нож и передал его вместе с автоматом бледному как смерть охраннику и обошел Эрикки.
– Погодите, – сказал Эрикки. – Скажите охраннику, чтобы он послал за врачом. Хаким и моя жена… они могут быть ранены.
Ахмед передал приказание охраннику и прошел по коридору в холл, а оттуда поднялся по лестнице. На лестничной площадке его грубо обыскали горцы, потом толпой проводили в комнату хана, вытолкнув перед собой в центр большого свободного пространства посреди комнаты. Эрикки задержали у двери, приставив нож к горлу. Когда Ахмед увидел, что его хан действительно жив и сидит с унылым лицом на подушках дивана рядом с Азадэ, все еще не пришедшей в сознание, он пробормотал:
– Хвала Аллаху, – и улыбнулся им. – Ваше высочество, – спокойно сказал он, – я послал за врачом. – Потом он отыскал глазами Баязида.
– Я Ахмед Дурсак, туркмен, – гордо произнес он, говоря по-турецки с большой торжественностью. – Именем Аллаха: это правда, что Абдолла-хан мертв, правда, что я заплатил половину выкупа – пять миллионов риалов – вчера вечером от имени нового хана двум посланникам вождя аль-Драха из деревни Сломанное Дерево в знак доброй воли из-за несправедливого бесчестья, причиненного вашему посланнику по приказу покойного Абдоллы-хана. Их имена Ишмуд и Алилах, и я отправил их в спешке на север на хорошей машине. – По комнате прокатились приглушенные возгласы изумленных горцев. – Я сказал им, от имени нового хана, что вторая половина выкупа будет выплачена сразу же, как только пилот и его летающая машина будут отпущены без вреда.
– Где этот новый хан, если он существует? – спросил Баязид, презрительно скривившись. – Пусть он сам говорит за себя.
– Я хан всех Горгонов, – произнес Хаким, и в комнате сразу стало тихо. – Хаким-хан, старший сын Абдоллы-хана.
Все взгляды переместились с него на Баязида, который заметил изумление на лице Эрикки. Он сердито нахмурился, не убежденный до конца.
– Просто потому, что вы так говорите, еще не значит, что…
– Вы называете меня лжецом в моем собственном доме?
– Я лишь говорю этому человеку, – Баязид ткнул большим пальцем в сторону Ахмеда, – что просто потому, что он говорит, что заплатил выкуп, половину его, это еще не значит, что он его заплатил и что он не устроил потом засаду и не убил их – как моего первого посланника, клянусь Аллахом!
– Я сказал правду, как перед Богом, и повторяю еще раз, как перед Богом, что я отправил их на север, невредимыми и с деньгами. Дайте мне нож, возьмите нож сами, и я покажу вам, что туркмен делает с человеком, который назвал его лжецом! – Горцы ужаснулись тому, что их предводитель поставил себя в такое опасное положение. – Ты называешь лжецом меня и моего хана?
В наступившем молчании Азадэ шевельнулась и простонала, это отвлекло их. Эрикки тут же было двинулся к ней, но нож у его горла не шевельнулся, горец пробормотал ругательство, и он замер. Еще один легкий стон вырвался у нее со вздохом, едва не сведя его с ума, потом он увидел, как Хаким неуклюже подвинулся ближе к сестре и взял ее за руку, и ему стало немного легче.
Хаким был напуган, все тело у него болело, он понимал, что был так же беззащитен, как и она, и срочно нуждался во враче, что Ахмед был со всех сторон окружен врагами, Эрикки – беспомощен, его жизни грозила опасность, и его ханство лежало в руинах. Тем не менее он собрал свое мужество. Не для того я перехитрил Абдоллу-хана, Наджуд и Ахмеда, чтобы отдать победу этим псам! Он сурово взглянул на Баязида.
– Ну? Вы обвиняете Ахмеда во лжи? Да или нет? – произнес он на турецком, чтобы все могли его понять, и Ахмед почувствовал к нему любовь за его стойкость. Все взгляды теперь уперлись в Баязида. – Мужчина должен ответить на такой вопрос. Вы называете его лжецом?
– Нет, – пробормотал Баязид. – Он говорил правду, я принимаю это как правду.
Кто-то сказал «иншаллах», и пальцы расслабились на спусковых крючках, но напряженность не покинула комнату.
– На все воля Аллаха, – сказал Хаким, скрывая облегчение, и заговорил, с каждым мгновением все больше беря ситуацию под контроль. – Сражаясь дальше, вы ничего не достигнете. Половина выкупа уже заплачена, вторая половина обещана вам, когда пилота отпустят невредимым. Пи… – Он замолчал, чувствуя, что его вот-вот вырвет, но усилием воли подавил приступ тошноты и продолжил: – Пилот находится здесь, и он невредим, как и его машина. Поэтому я заплачу оставшуюся сумму немедленно!
Он прочел алчность на их лицах и пообещал себе, что отомстит им всем.
– Ахмед, возле стола, там, где-то должна лежать сумочка Наджуд. – Ахмед с высокомерным видом протолкался сквозь горцев и начал ворошить обломки, отыскивая сумочку из мягкой кожи. Хаким показывал ее Азадэ как раз перед самым нападением, радостно рассказывая ей, что эти драгоценности были семейным достоянием, и Наджуд призналась, что украла их и, в глубоком раскаянии, передала их ему перед отъездом. «Я рада, что ты не уступил ее мольбам, Хаким, очень рада, – сказала Азадэ. – Ты никогда не был бы в безопасности, пока она и ее выводок жили бы рядом с тобой».
Я никогда не буду чувствовать себя в безопасности, подумал он безо всякого страха, наблюдая за Ахмедом. Я рад, что оставил Ахмеда в живых, думал он, рад, что нам, Азадэ и мне, хватило ума остаться в алькове под прикрытием стены, когда началась стрельба. Если бы мы были здесь, в комнате…
Иншаллах. Его пальцы сомкнулись на ее кисти, и теплота ее руки успокоила его; ее дыхание оставалось ровным.
– Хвала Аллаху, – пробормотал он, потом заметил людей, державших Эрикки. – Вы, – повелительно бросил он им, – отпустите пилота!