— Очень бы хотелось бы взглянуть на другие ветви этого древа, — замечала Елизавета. — Осмотреть его, так сказать, целиком.
— Придет время — и взглянешь, мой блюмхен.
— А оно еще не пришло?
— Нет.
«Нет» заключало какую-то (возможно — чудовищную) тайну и получалось у Карлуши неподражаемо. Он закатывал глаза, причмокивал губами, левую руку прижимал к сердцу, а правой судорожно описывал в воздухе ромбы и окружности. Подобные комплекс телодвижений Карлуша осуществлял неоднократно и всякий раз у не в меру впечатлительной Елизаветы бежали мурашки по коже.
— Скажи честно, — понижала она голос до трагического шепота. — Среди наших родственников был… м-м… Гитлер?
— Господь с тобой, блюмхен, — таким же трагическим шепотом отзывался Карлуша. — Только Гитлера нам и не хватало!
— Кто-нибудь из нацистской верхушки?
— Ты имеешь в виду самую верхушку?
— Не ниже Бормана.
— Не ниже Бормана — никого.
— Может, мы состоим в родстве с представителями большого бизнеса? — пробовала зайти с другой стороны Елизавета. — Круппы и все такое…
— Не пытай меня.
— Высший свет? Королевские особы?
— Ни слова больше, блюмхен! Я нем, как рыба.
— …речь идет о ком-то из «Аннанербе»? Кто предпринял экспедицию на Тибет, нашел Шамбалу и ему открылось Тайное Знание?..
Больше всего Елизавету устраивал вариант с Тайным Знанием, включающим в себя — кроме всего прочего — способности к телепортации, левитации, бесконечной реинкарнации и свободное владение языком животных. Пуленепробиваемый носитель Тайного Знания мог до поры до времени и не подозревать, что он — носитель, но… Рано или поздно явится некто, кто откроет носителю его избранность — и тогда жизнь чудесным образом изменится. Как именно изменится жизнь, Елизавета представляла слабо. Примерно так же, как в маловразумительных эпосах с летающими китайцами. Или в ретро-боевиках про монахов Шаолиня. Вкратце помечтав о недостижимой — раскосой и поджарой — избранности, Елизавета переходила к другим мечтам — о родственниках-Круппах, родственниках-аристократах и родственниках — членах королевских семей. Совсем неплохо оказаться наследницей гигантского состояния, поиметь личного шофера, личного чистильщика аквариумов и личное бриллиантовое колье стоимостью в полмиллиона долларов! Лето можно будет проводить в Европе, осень — в Южной Африке, а зиму — на Карибах, а круглогодичное глазение из окна на мрачный российский пейзаж с помойкой забудется, как страшный сон. Непонятно только, почему столь феерическая «дольче вита» все откладывается и откладывается, и почему Карлуша не торопится приобщить к ней дочь и приобщиться сам. Ведь их нынешнее существование нельзя назвать ни дольче, ни даже витой. Карлуша все-таки поганец, как ни крути!..
Впрочем, Елизавете все же посчастливилось унюхать запах «дольче вита». Это произошло месяцев за шесть до окончания школы, в депрессивном питерском декабре, когда приближение Нового года легко спутать с приближением Апокалипсиса. Настроения в доме тоже царили апокалиптические, особенно после телефонного звонка, раздавшегося около полуночи. Ничего необычного в нем не было, Карлуше звонили и позже, и много позже, а могли позвонить и в пять утра, дабы срочно заткнуть дыру, образовавшуюся в музыкальном сопровождении чьих-либо свадеб или похорон. Но этот звонок был особенным и напрочь выбил Карлушу из колеи. Едва сняв трубку и услышав на ее противоположном конце чей-то голос, он изменился в лице. Затем заслонил мембрану рукой и почему-то метнулся в ванную, плотно прикрыл за собой дверь и пустил воду.
На обычную прелюдию к свадебно-похоронному дивертисменту grandioso это не походило никак.
«Началось, — тотчас подумала Елизавета. — Объявились родственники, слава те, Господи!»
Следующие десять минут она простояла у двери, пытаясь (хотя бы приблизительно) уловить нить разговора, — тщетно. Монотонный шум воды свел на нет все попытки проникновения в Карлуши ну тайну, но и в нем, при желании, можно было найти положительную сторону.
Солнечную сторону
На солнечной стороне расположен вполне себе живописный водопад, а у его подножия — маленькое озерцо с кувшинками, водяными лилиями и цветущими лотосами. Но и это еще не вся красота, не главная красота! Главная красота заключена в дереве, что растет у самой воды: том самом генеалогическом древе рассеянного по свету семейства Гейнзе. До сих пор оно было скрыто от внутреннего взора Елизаветы, но теперь вдруг предстало во всей своей мощи: необъятный ствол, крепкие нижние ветви и подпирающие облака верхние. Дерево цвело и плодоносило одновременно — и этот ботанический нонсенс не вызывал у Елизаветы никакого протеста. Как не вызывали протеста гроздья бриллиантов, парикмахеров и чистильщиков аквариумов, свисающие с ветвей. Как не вызывали протеста прогулочные яхты, личные самолеты, не менее личные вертолеты и дорогие автомобили — они курсировали по стволу, не сталкиваясь и не мешая друг другу.
«Не исключено, что замок Дракулы, форт Байярд и часть португальской Коимбры тоже принадлежат нам», решила про себя Елизавета и тут же получила ощутимый удар по лбу — это Карлуша настежь распахнул дверь их королевской (3 на 1,5 метра) ванной комнаты.
— Подслушивала? — вяло поинтересовался он удочери.
— Пыталась. Но все равно ни черта не услышала. Кто звонил-то?
— Никто.
— Никто?
— Неважно кто, — нехотя уточнил Карлуша. — Я еще не рассказывал тебе, что в детстве был членом гитлерюгенда?
Ну вот, приплыли. Еще и гитлерюгенд!..
— Нет, про гитлерюгенд ты и словом не обмолвился. Гитлерюгенд — это впечатляет. А что, звонили из организационного комитета? Приглашают на встречу ветеранов движения, проходящую подпольно, в третьей стране? В Аргентине, да?..
— Неужели ты не понимаешь, блюмхен, что над такими вещами шутить нельзя?..
Выцветшие от долгой жизни глаза Карлуши подернулись слезами раскаяния, и это должно было означать: он сожалеет. О преступлениях против человечности, к которым, в силу национальной принадлежности, был опосредованно причастен. О своих роковых заблуждениях и ложно понятых ценностях. Маленький потешный немец — один из миллионов маленьких потешных немцев: из них готовили приправленное расовой теорией пушечное мясо, а они, бедняжки, и знать ничего не знали, ведать не ведали. За старческими слезами Карлуши стояла трагедия целого народа, она никого не могла оставить равнодушным.
Никого, кроме Елизаветы, уж она-то хорошо изучила своего разлюбезного папульку, своего фатера. Все это — театральщина, цыганочка с выходом, Шекспир в провинциальном исполнении. Ясно как божий день: Карлуша придумал историю про гитлерюгенд только что. Но зачем? Наверняка чтобы отвлечь внимание дочери от телефонного звонка. А он интересовал Елизавету все больше.
— Кто же все-таки звонил?