Он очутился возле главных ворот. Там, как обычно, стояла охрана. Они повернулись к лагерю спинами, держа в руках винтовки. Питер Марлоу с любопытством наблюдал за ними. Он был уверен, что эти люди слепо умрут, защищая пленных, хотя всего день назад те были их презренными врагами.
«Бог мой, — подумал Питер Марлоу, — как удивительно ведут себя люди».
Неожиданно в наступающем рассвете он увидел призрак. Незнакомец, настоящий, совсем не бесплотный мужчина, который выглядел так, как должен выглядеть мужчина. Белый мужчина. На нем была странная зеленая форма, парашютные ботинки начищены, знак отличия на берете сиял огнем, на широком ремне висел пистолет, а на спине — аккуратный ранец.
Мужчина вышел на середину дороги, каблуки его цокали до тех пор, пока он не оказался перед караульным помещением.
Мужчина — Питер Марлоу увидел, что он носит звание капитана, — остановился, посмотрел на охранников и сказал:
— Отдавайте честь, проклятые ублюдки.
Охранники тупо таращились на него, тогда капитан вырвал у ближайшего охранника винтовку с примкнутым штыком, с яростью воткнул штык в землю:
— Отдавай мне честь, проклятый ублюдок.
Охранники нервно смотрели на него. Тогда капитан вытащил пистолет, выстрелил под ноги охранникам:
— Отдавайте мне честь, проклятые ублюдки.
Авата, японский сержант, Авата Грозный, обливаясь потом и нервничая, сделал шаг вперед и поклонился. Потом поклонились все охранники.
— Так-то лучше, сволочи, — сказал капитан. Потом вырвал винтовки у охранников и бросил их на землю. — Отправляйтесь в вашу чертову караулку.
Авата понял его жест. Он приказал охранникам построиться. Потом по его команде они поклонились снова.
Капитан смотрел на них. Затем ответил на их приветствие.
— Отдавайте честь, проклятые ублюдки, — твердил капитан.
Охранники поклонились.
— Хорошо, — удовлетворился капитан. — И в следующий раз, когда я скажу «отдавайте честь», делайте это быстро.
Авата и остальные поклонились, капитан повернулся и прошел к заграждению.
Питер Марлоу почувствовал взгляд капитана и, движимый страхом, отступил назад.
В глазах капитана он увидел отвращение, потом жалость.
Капитан крикнул охранникам:
— Открывайте эти чертовы ворота, вы, проклятые ублюдки.
Авата быстро выбежал с тремя охранниками и оттащил заграждение в сторону.
Капитан прошел внутрь, охранники принялись закрывать ворота, но он закричал им:
— Оставьте эту чертову штуку в покое.
Они бросили ворота и склонились в приветствии.
Питер Марлоу пытался сосредоточиться. Что-то было не так. Все было не так. Все это во сне или это галлюцинации.
Неожиданно капитан вырос перед ним.
— Привет, — окликнул его капитан. — Я капитан Форсайт. Кто здесь главный?
Он сказал это мягко и очень вежливо. Но Питер Марлоу видел, как капитан оглядывает его с головы до ног.
«Что происходит? Что со мной не так? — отчаянно спрашивал сам себя Питер Марлоу. — Что происходит со мной?» Он испуганно сделал шаг назад.
— Не нужно меня бояться. — Голос капитана был глубоким и участливым. — Война закончилась. Меня прислали сюда присмотреть за вами.
Капитан сделал шаг вперед. Питер Марлоу отпрянул, и капитан остановился. Не торопясь он достал пачку сигарет «Плейерз». Добрый английский «Плейерз».
— Не хотите ли закурить?
Капитан сделал еще шаг вперед, протягивая сигареты, но Питер Марлоу в ужасе убежал.
— Подождите минутку! — закричал ему вслед капитан. Потом направился к другому пленному, но и тот бросился наутек. Вся толпа в минуту скрылась из глаз.
Вторая волна страха затопила Чанги.
Страх за самого себя. Нормален ли я? Нормален ли я после всей этой жизни? Я имею в виду, не потерял ли я рассудок? Прошло три с половиной года. И Бог мой, вспомни, что говорил Ван дер Зельт об импотенции? Верно ли это? Смогу ли я снова заниматься любовью? Буду ли я здоров? Я видел ужас в глазах капитана, когда он смотрел на меня. Почему? Что было не так? Ты думаешь, я осмелился бы спросить его, спросить… в порядке ли я?
Когда Кинг впервые услышал об офицере, он лежал на кровати, предаваясь грустным размышлениям. Он, правда, по-прежнему занимал лучшее место около окна, но Площадь его сократилась и была такой же, как и у других, — шесть футов на четыре. Вернувшись с огородов, он обнаружил, что его кровать и стулья сдвинуты. Он ничего не сказал, они тоже молчали, но избегали его прямого взгляда.
И еще — никто не взял, не сберег его ужин. Его просто съели.
— Вот так, — рассеянно сказал Текс. — Мы забыли о тебе. Лучше будь на месте в следующий раз. Каждый отвечает за свою еду сам.
Он приготовил одну из кур. Он ощипал ее, поджарил и съел половину курицы, вторую половину оставил на завтрак. Теперь у него осталось только две курицы. Остальные были съедены за последние дни — он разделил их с людьми, которые забили кур и разделали их.
Вчера он попытался купить еды в лагерном магазине, но пачка денег от сделки с бриллиантом стала бесполезной. В бумажнике у него все еще было одиннадцать американских долларов, и это была твердая валюта. Он понимал, цепенея от страха, что не сможет долго протянуть на одиннадцати долларах и двух курицах.
Он мало спал предыдущую ночь. На рассвете он заставил себя посмотреть на все мужественно. Он вел себя как слюнтяй и дурак, это не соответствовало его положению короля. Не важно, что люди делают вид, как будто не замечают его, а Брент, Праути, Семсен и все остальные проходят мимо, не отвечая на его приветствия. Все вели себя одинаково — Тинкер Белл, Тимсен и полицейские, и его осведомители, и люди, которым он давал работу, люди, которым он помогал или с которыми был знаком и которым продавал или дарил еду, сигареты или деньги. Все они смотрели мимо него, как будто он не существовал. Если раньше его всегда сопровождали взгляды, если раньше, когда он шел по лагерю, его сопровождала ненависть, то теперь не было ничего. Ни взглядов, ни ненависти, ни узнавания.
Было жутко ходить по лагерю как привидение. Возвращаться домой как привидение. Лежать в постели как привидение.
Пустота.
Он слушал, как Текс выкладывал невероятные новости о появлении капитана, и понимал, что новый страх терзает их.
— Ну и что такого? — спросил он. — Почему вы вдруг замолчали? Из-за проволоки прибыл парень, вот и все.
Никто ничего не сказал.
Кинг встал, раздраженный молчанием, ненавидя его. Надел свою лучшую рубашку, чистые брюки, стер пыль с начищенных ботинок, лихо натянул на голову фуражку и секунду постоял в дверях.