— Я в порядке. — Ей потребовалось сделать усилие, чтобы голос звучал ровно. — Прости, Джаспер. Я должна была поддержать тебя, а вместо этого твои родители, наверное, думают, что их сына угораздило связаться с неврастеничкой.
— Не глупи. Они были в восторге. Во всяком случае, пока ты чуть не свалилась в обморок лицом в тарелку. Я понимаю, что рыба была мерзкой…
— Не настолько. — Софи засмеялась.
— Тогда что?
За время знакомства Софи рассказала Джасперу множество смешных историй о своем детстве: не каждая девушка могла похвастаться тем, что росла в автобусе, разрисованном цветами и пацифистскими лозунгами, с мамой, которая называла себя Радугой, красила стриженные ершиком волосы в пурпурный цвет и принципиально не носила бюстгальтер.
Но память Софи хранила и другие истории, которыми она не делилась. Они относились к годам, когда тетя Джанет взяла ее под опеку и отправила перевоспитываться в закрытую частную школу — на растерзание Олимпии Ротвелл-Хайд и ее подпевалам…
Она с улыбкой покачала головой:
— Просто устала. Честно.
— Тогда пошли. — Джаспер двинулся дальше по коридору, яростно потирая руки. — Здесь достаточно постоять без движения секунду, чтобы превратиться в ледяной столп. Надеюсь, ты захватила теплое белье.
— Пожалуйста, ни слова больше про белье! Оно и так уже отхватило слишком большую роль в этом уик-энде, а ведь он только начался. — Вместе с воспоминаниями о приключениях сумки на ум Софи пришел телефонный разговор, подслушанный Китом в поезде. — По-моему, я сделала все возможное, чтобы не понравиться твоему брату.
— Сводному брату, — поправил ее Джаспер с горечью. — Не беспокойся насчет Кита. Ему никто не нравится. Он приезжает сюда, чтобы судить нас всех.
— Я здесь из-за него, да? Ты больше боишься реакции Кита, чем родителей.
— Шутишь? Ты же видела отца. Он принадлежит к поколению, которое свято уверено, что гомосексуалисты одеваются в розовое и носят сумочки.
— А в чем оправдание Кита?
Джаспер помедлил перед закрытой дверью, опустив голову. В Лондоне он всегда укладывал волосы гелем и подводил глаза — без всего этого его тонкое благородное лицо казалось очень юным и странно беззащитным.
— Кит не любит меня. Я каждый день чувствовал это, пока рос. Он не говорил и не делал ничего ужасного, но от него прямо несло холодом, что еще хуже.
Это Софи легко могла себе представить.
— Теперь я стал старше и понимаю, как трудно ему пришлось — расти без матери, когда у меня она была, — продолжил Джаспер. — Ты, наверное, заметила, что мама не слишком богата душевным теплом. Вряд ли она лезла из кожи вон, чтобы Киту было хорошо. А меня — своего единственного ребенка — она, кажется, порядком избаловала…
— Да что ты говоришь! — Софи широко распахнула глаза в притворном удивлении.
Джаспер усмехнулся:
— Чтобы ты знала, это та часть замка, которую облюбовал призрак безумной графини. Будешь издеваться, я убегу и оставлю тебя здесь одну.
— Только попробуй.
Все еще смеясь, он открыл дверь:
— Черт, огонь погас! Заходи и быстрее закрывай дверь, вдруг еще не все выдуло!
Большая комната была заставлена массивной темной мебелью, сделанной по меркам гигантов. Пока Джаспер пытался расшевелить дрова в камине, Софи пробралась между островками разбросанной по полу одежды к окну.
— А что случилось с матерью Кита?
— Сбежала, когда ему было около шести лет. Эта тема в семье табу, но, насколько я знаю, она никого не предупредила, ничего не объяснила, ни с кем не попрощалась. Просто исчезла. Со временем отец получил развод на основании того, что Джульет ему изменяла. По-моему, Кит с ней больше никогда не виделся.
Снаружи снег прекратился, облака расступились, открыв плоский диск луны. Окна Джаспера выходили во внутренний двор, крепостные стены скалились зубцами со всех сторон. Рассматривая унылый вид, Софи невольно сочувствовала Киту — точнее, маленькому мальчику, которого родная мать бросила одного в этом каменном мешке.
— Мать Кита ушла к другому мужчине?
— Скорее всего. Так что, думаю, ты понимаешь, почему он стал таким, каким стал. О, уже лучше!
Джаспер выпрямился, уперев руки в бедра. Разгоревшийся в камине огонь отбрасывал оранжевые блики на его лицо.
— А теперь давай поищем бутылку и заберемся с ней под одеяло. Ты расскажешь мне про Париж — и как тебе удалось вырваться из клешней этого ненормального художника. А я сведу тебя с ума разговорами про Сержио.
Свет луны посеребрил древние камни парапета, отполированные временем и солеными ветрами. Выдохнув облачко пара, Кит оперся о парапет локтями и уставился на пустынный пляж внизу.
Он знал, что все попытки заснуть этой ночью будут напрасными. Бессонница сильнее всего одолевала его сразу после возвращения из зон боевых действий в мирную жизнь — организму требовалось время, чтобы отвыкнуть от ежеминутной бдительности и снова научиться расслабляться. А визиты в Элнбург никогда не способствовали расслаблению, так что перспектива выспаться казалась вдвойне невероятной.
Кит выпрямился, засунув ледяные руки в карманы. В пустыне он всегда отвыкал от местных колючих, кусачих холодов. Но сейчас они стали реальностью — как и обычная мешанина эмоций, захлестывавших Кита каждый раз, когда он приезжал в Элнбург. Он занимался едва ли не самым опасным делом на земле, не испытывая по этому поводу ничего особенного, но, стоило ему вернуться туда, где он вырос, начинало казаться, что с него сняли верхний слой кожи, оголив нервы. Здесь он вспоминал бросившую его мать и обижался на равнодушие отца. В Элнбурге все его чувства приобретали болезненную остроту — будь то горечь, злость, разочарование или…
Вожделение.
Слово всплыло в сознании неожиданно, и Кит поспешил оттолкнуть его подальше. Софи Гринэм была не в его вкусе, хотя перепалка с ней за ужином скрасила это унылое в большинстве случаев мероприятие. В ее присутствии он не ощущал себя в Элнбурге единственным чужаком.
А еще она помогла немного развеять напряжение между ним и отцом. Но только временно. Ральф был прав — Кит откликнулся на приглашение не потому, что оно показалось ему заманчивым. Юбилей был поводом еще раз напомнить старику передать право собственности на замок старшему сыну, пока не стало поздно. Семья не потянет разорительный налог на наследство в случае смерти Ральфа — имение, скорее всего, придется продать.
Кит снова разозлился. Он не мог объяснить себе, почему ему есть до этого дело. Его собственный дом в Челси располагался в комфортной близости от нескольких хороших ресторанов, рядом с ним всегда можно было поймать такси для женщин, с которыми Киту не хотелось проснуться утром, и по нему не разгуливали привидения. И все-таки его тревожило, что станет с замком. Возможно, потому, что все эти годы в ушах звучал голос матери: «Элнбург принадлежит тебе, Кит».