– А где Хьюберт? Вот ему была бы лафа сегодня. Исписал бы весь свой блокнот. Глядишь – и повысили бы в генералы. Стал бы хоть с бабами спать, как человек, – съязвил Макс.
Лени ничего не ответила. Вчера тот привез ей еще одну картину и очень удивился журналам с гитарами, лежащим на столике у камина.
А сегодня днем он вдруг позвонил и сказал, что должен срочно уехать по делам. На сколько дней – неизвестно.
Макс немного повеселел, Вальтер продолжал сидеть хмурым. Эрику, казалось, не было никакого дела до происходящего, и он уже готов был клеить красивую барменшу-блондинку.
– Ну, хорошо, со знаменами разобрались, – заключил Макс, – но, Лени, как ты все это себе представляешь? Хотя бы с технической точки зрения? Допустим, про электрогитары ты нам уже рассказала. Будет громко. Стадионы, то-се. Но что, мы каждый раз должны отдаваться на волю случая? Вряд ли наши сеансы связи небо—земля будут каждый раз успешными. Или ты собираешься все время ездить с нами и танцевать? Зигги, конечно, только рад будет…
– Нет, Макс, конечно, нет. Вам придется все, что чувствует ваше сердце, пропустить через голову. Это непросто. Может пройти несколько лет, пока вы, наконец, сумеете осмыслить то, что вам дается. Образы, которые в вас рождаются, – это эмоциональный порыв, а не деяние рассудка. Откровение, сошедшее на вас, – случайно. Но ему нужно придать форму, идеи нуждаются в реализации. Идеально, если ваш разум и сердце будут находиться в равновесии друг с другом.
– Откуда ты все это знаешь? Откуда тебе знать, что творится внутри нас?
– Все устроено одинаково. Я сталкиваюсь точно с такими же проблемами, когда делаю свои фильмы.
– Лени, ты лукавишь. Свои идеи ты можешь для начала фиксировать на пленку, а потом уже придавать любую форму отснятому материалу. Мы же сами не понимаем, где находимся и что происходит, когда мы там. Мы ведь почти ничего не помним, выныривая оттуда. Вся красота остается по ту сторону.
– И вам никто не мешает фиксировать все происходящее на пленку. Только пленка ваша будет писать звук. Все в мире связано, я это давно уже поняла, и не удивляюсь. Вы можете получить в свое распоряжение машину для магнитной записи. Лента из пластика, AGFA уже изготовила пробную партию. Можно писать и час музыки, и два, если нужно, не прерываясь. Ну а потом погружаться в это разумом и приводить к идеальной форме.
– Из часового волшебства делать трехминутную песенку… – Вальтеру это все не нравилась.
– А почему нет? Если это будет оптимальная форма для воплощения данной идеи?! – Лени как будто читала лекцию. – Вы своими руками оформите неуловимую мысль и сделаете ее точной и ясной для понимания. Тогда и донесете без ошибок и неточностей то, что небо хочет сказать земле. Вы сделаете миллионы людей, у которых нет возможности самим это уловить, счастливыми!
Было очень поздно. В баре, кроме них, никого уже не осталось.
Der Wind hat mir ein Lied erzählt… [27] —
поддерживала их разговор Зара Леандер.
– Я, пожалуй, закажу коньяк с молоком. За успех нашего дела, – Эрик отошел к стойке.
– Он выпьет коньяку и припадет к ее пышной груди, – объяснил ситуацию Макс.
– А мне почему-то захотелось шампанского с ромом, – сказал Георг.
– Ну вот, началось. Теперь мы его неделю не увидим. Лени, а откуда у тебя вся эта информация об электрических гитарах и звуковых машинах? – вдруг спросил Вальтер.
– Мне помогает Герман.
– С какой стати? Фильм-то уже давно закончили.
– Вальтер, – Лени привыкла говорить начистоту, – мы вместе уже почти три месяца.
Взгляд Вальтера уперся в одну точку.
Вернулись парни с напитками.
Лени оглядела всю четверку и спросила:
– Ну что, да или нет?
Ответа не было.
– Так попробуйте хотя бы – получится, не получится. Вас же никто за это не убьет, – не сдавалась Лени.
Те по-прежнему молчали.
– Парни, вы просто боитесь. Вы вроде как трясетесь за свою свободу, а нужно не трястись, а быть просто свободными. Свобода, как и счастье, – не снаружи, а внутри. Либо есть, либо нет. Тебе, Вальтер, будь ты на моем месте, пришлось бы через день бить поклоны в главном кабинете Минпропа.
Все заулыбались.
Вальтер еле сдерживался:
– Лени, давай начистоту. Ты достигаешь своей свободы очень просто: всеми силами пытаешься показать, что фюрер твой любовник. Делаешь все, чтобы ни у кого никаких вопросов по этому поводу не возникало. Тогда уж честнее было бы спать с ним, а не имитировать взаимную нежность на глазах окружающих, – Вальтер оглядел своих друзей и подвел итог: – Лени, нет проблем. Поедем и сделаем. Только называй меня теперь, пожалуйста, Зигги.
– А меня Иги, – улыбнулся Эрик. – Я сделаю себе под левым соском татуировку игуаны и буду выступать по пояс голым. Лени, только пусть мне выдадут самые громкие в мире барабаны!
* * *
Неожиданно позвонил Георг.
– Лени, привет. У меня к тебе вопрос.
– Наконец-то и у тебя ко мне возник вопрос. А то все Эрик отдувается.
– Скажи, а как ты разбиралась с отснятым материалом для «Олимпии»? Я имею в виду, как ты сумела в нем не потонуть? Наверняка пленок там были километры.
– Не то слово, Георг. Четыреста тысяч метров.
– Ты понимаешь, когда мы начнем фиксировать свои музыкальные… погружения, у нас будут множиться записи, сплошные куски, по часу, по полтора. И будет их наверняка немало. Придется ведь все это отслушивать, каким-то образом классифицировать, присваивать метки и пытаться из сильных частей что-то монтировать. А уже потом, может быть, брать этот смонтированный кусок как беловой эскиз и, как ты говоришь, пропуская через голову, переигрывать заново, создавая готовую песню. Мало этого, мы же должны будем потом играть все на сцене!
– Я поступала очень просто, Георг. Каждому виду спорта присваивала индекс, вместе с открытием—закрытием и прологом их было порядка ста. А потом уже я внутри каждого индекса присваивала номера каждой сцене. Плюс у меня была система цветов. Для несмонтированного материала я использовала оранжевые коробки, для сокращений – зеленые, для резервных сцен коробки были синего цвета, а для брака – черные. Смонтированный материал я складывала в красные коробки. Георг, благодаря этому я сэкономила массу времени. Монтаж каждой сцены я держала в голове, вообще, там у меня был весь фильм целиком. Когда-то давно я давала монтировать отдельные фрагменты на сторону, но потом зареклась. Если хочешь получить результат, все пропускай через себя. Желаю не потеряться в красоте. И не сойти с ума.
– Ты завтра уезжаешь?
– Георг, все до последнего момента под вопросом.