Я сказала, что это само собой. Но еще — церемонию!
Он дал телефончик. Он сказал, что это телефончик секретаря великого магистра. И пусть мы договариваемся сами о таком деликатном деле.
Тогда я добавила милостиво, что фиг с ним, с плащом. Сама пошью.
Мы раскланялись с тезкой девушки Мерлина, с кошкой Хранителя и с самим Хранителем.
Так нам не терпелось воспользоваться телефончиком.
Лена начала звонить прямо из машины. Она шипела Магнусу, чтобы тот вел неслышно. А в трубку она говорила так великосветски, так куртуазно, что получалось практически по-староанглийски. Со стороны выглядело, будто она звонит в четырнадцатый век.
Пока она говорила, я мяла потные руки и взывала к небесам, где, по моему убеждению, должен был пребывать сейчас мой знакомый тамплиер. Я напоминала ему, что он обещал! И пусть не подведет!
Но мой знакомый тамплиер, видно, подзабыл обещание. Или подзабыл меня. Так мне показалось. Потому что Лена нажала отбой и сказала, что секретарь обалдел и сказал, что он не вправе решать такие вопросы. Потому что это из ряда вон. И надо это все согласовывать, обсуждать, обговаривать. И дал телефончик.
Лена сказала, что нас, видно, запустили по служебной лестнице, и теперь мы будем звонить по всем возможным телефонам и согласовывать свой вопрос со всеми чиновниками ордена, пока Рослинская часовня не рассыплется в прах под натиском времени.
И набрала телефон. Лена изложила суть вопроса уже не так великосветски. А потом поинтересовалась, с кем это, собственно, она имеет честь беседовать по столь деликатному вопросу.
Оказалось, что она имеет честь с господином великим магистром ордена тамплиеров.
Лена с ужасом посмотрела на меня. Что говорить магистру?!!
— Ты же все сказала!
Магистр сказал, что с такой просьбой к нему еще не обращались. И — так и быть — исключительно из уважения к дерзости просьбы и к экзотичности страны он пригласит нас на посвящение. Оно как раз будет через три дня. В одной часовенке. В двух часах езды от Эдинбурга.
Лена уже начала было куртуазно благодарить, но резко смолкла.
«Стоп! — сказала Лена — Какие три дня? Это нам не подходит. Вы уж извините, господин великий магистр. Это же экзотичная дальняя страна. Они пока камеры довезут на собаках, у них уйдет две недели!»
Потом Лена взяла себя в руки. И вернулась к учтивой манере, принятой в приличном обществе этой страны. Нельзя ли быть столь любезным ему, господину магистру, а также восьмерым неофитам, ищущим посвящения, и несколько перенести церемонию? Исключительно из сострадания к жителям столь удаленной, но искренне заинтересованной державы?
Мне послышалось, что магистр рассмеялся. А потом сказал, что он подумает. И что-нибудь обязательно придумает для столь славных, лишенных всяческих предрассудков людей.
Лена сказала, что мы ему будем очень обязаны.
А потом добавила, чтобы на посвящении магистр постарался не говорить, что теперь орден тамплиеров объединился с другими орденами. «Понимаете, — сказала Лена, — у нашего канала самая обширная аудитория. И эта аудитория неоднозначно относится к слову «масон», например. Этой аудитории кажется, что это слово — синоним слова «жид».
Великий магистр крякнул, но сказал, что постарается контролировать свою речь и не возбуждать в нашей пестрой аудитории низменных националистических инстинктов.
В общем, великий магистр и Лена договорились созвониться на следующий день.
Я несколько сентиментально расцеловала медальку ордена тамплиеров. Вообще-то я хотела расцеловать своего старого знакомого тамплиера, но он теперь находится вне зоны доступа…
…С магистром Лена созвонилась уже запросто. Она позвонила ему из курилки джаз-клуба. Магистр все подтвердил, сказал, что обзвонил всех неофитов, и все будет по-нашему. Еще он пожелал приятного вечера. Потому что в курилке джаз-клуба было полно неадекватных шотландцев. И они орали. Этого нельзя было не услышать.
В джаз-клубе мы оказались не для того, чтобы отпраздновать громкую победу над иронией судьбы и факт заполучения живых тамплиеров.
В джаз-клуб нас притащил Иан. Потому что в джаз-клубе подрабатывал по вечерам один тамплиер. Тамплиера звали Стюарт. Стюарт выглядел совершенно не как тамплиер. Он выглядел как раздолбай-джазист. Он совершенно не вызывал священного трепета, хоть и расшифровал музыку, зашифрованную в каменной резьбе.
Мы забрали Стюарта из клуба и двинулись к нему — в крохотную однокомнатную квартиру, где он играл расшифрованный рослинский мотет на электрическом пианино. И пианино стояло почти в туалете. Такая маленькая была квартирка.
Мотет и впрямь был прекрасен.
Стюарт сказал, что в англиканской церкви когда-то отменили музыку, чтобы народ не отвлекался от возвышенных размышлений в сторону страстных переживаний. Но строители (а они были тамплиеры и очень переживали за всестороннее возвышение души человечества) закодировали музыку. А они с отцом это поняли.
— Я, конечно, дико извиняюсь, — сказала я, — но где гарантия, что вы расшифровали именно то, что там зашифровали?!
— В смысле? — не понял Стюарт. Думаю, это была защитная реакция. Ведь он убил на это десять лет!
— Ну, допустим, вы с отцом увидели в этом запись мотета, а кто-то — зашифрованный кроссворд. А еще кто-то — запись танца с саблями. Ведь не станете же вы утверждать, что в протестантской церкви разрешалось плясать с саблями?
Стюарт был просто вынужден согласиться со мной. Потому что в Шотландии, не смотря на бурный темперамент, в церквях все-таки не плясали.
Но потом он добавил, что они с отцом расшифровали ровно то, что было зашифровано.
А Иан наклонился к нам с Леной и тихонько сказал, что папа Стюарта всю жизнь проработал в британской разведке дешифровщиком.
Ну это же надо! У таких отцов вырастают раздолбаи-джазисты! И никакого конфликта поколений: мирно сосуществуют на фоне резных колонн!
Стюарт нам папу-дешифровщика не гарантировал. Зато он гарантировал исполнение мотета под сводами Рослинской часовни — на аутентичных инструментах.
Что было потом, в следующие три дня, я помню смутно. Потому что эти три дня мы провели с раздолбаями-тамплиерами. И, должна сказать, ничего со средних веков в их поведении не изменилось. По крайней мере, древние пословицы «пьет, как тамплиер» и «ругается, как тамплиер» остаются в силе.
За эти три дня мы неоднократно прослушали рослинский мотет в различных исполнениях (в том числе и в джазовой обработке, в клубе). Мы встретились с тамплиером, специализацией которого была физика. Этот тамплиер, как только прочел про открытие Стюарта и его папеньки-разведчика (а это известие сотрясло месяца два назад весь Интернет), сразу же к ним приехал с железным листом и каким-то порошком. С этим же листом и порошком он приехал и к нам. Тамплиер-физик заставил тамплиеров-музыкантов играть на аутентичных инструментах. И от сотрясений, которые делали эти звуки, порошок на листе выстраивался в фигуры. А эти фигуры, в свою очередь, напоминали фигуры из Рослинской часовни. Вот как!