Я читала и читала два последних слова.

А потом опять открывала почту и опять читала.

И это было абсолютной правдой, вот что прискорбно.

А потом я даже перестала расстраиваться.

Да! Я бесправна. Потому что мне никто не объяснил, чем нехороши люди, которых мы поставили на уши, а потом так хамски продинамили.

Но я ведь могу догадаться и сама! Ведь это разумно пожалеть денег на передачу, которая страшно далека от народа, в которой нет хороших, понятных шуток, в которой никто не раздевается и не выворачивается наизнанку. И — приходится согласиться: вполне разумно и политкорректно отказаться от хлопотной съемки на острове, с которым отношения — так себе.

Если разобраться с точки зрения здравого смысла, все эти люди, с такой ажиотацией раздобытые в разведке — те же ряженые, те же клоуны. Ну зачем современным мужикам переть на себе пятитонную глыбу, предварительно украв ее из самого охраняемого здания страны? Зачем почтенному старцу полоумные граффитисты? Зачем солидным дядечкам одеваться в белые плащи и объявлять себя тамплиерами? В конце концов, учитывая прецедент, это небезопасно.

Они просто играются. От скуки окружающей жизни. По большому счету и те, кто в одиннадцатом веке ломанулся за гробом господним в белом плаще с крестом — тоже перегнули. Во-первых, зачем им гроб, если каждому известно, что он — пустой по причине вознесения? А во-вторых, все это можно было делать и без переодеваний. В простой непафосной одежде.

А ряженых и у нас хватает. И они послушно, не вызывающе шутят. И они не устраивают выходок с камнями и сокровищами. Наши вменяемо снимают клоунские колпаки и идут домой со своим гонораром выше прожиточного уровня. И после их ухода все остается по-прежнему. Как застывший цемент в бетономешалке.

А те, кто сидит сейчас в шотландских ебенях, ничего не снимают. Они так и прутся по жизни — с крестом своих причуд. Но от этого какое-то такое ощущение есть — как будто смотришь кино в трехмерных очках. Или как будто влюбился. Ощущение дополнительного объема окружающей действительности. А это не объяснишь среднестатистическому зрителю самого массового канала.

В конце концов, музыку заказывают люди, которые платят. И они, руководствуясь здравым смыслом рационального использования бюджета, вполне могут отказаться от музыки, которая диссонирует. Потому что они рулят судьбой. Судьбой многомиллионной аудитории, заточенной под другие мотивы.

Тут я распаковала посылочку для Лены и затянулась.

Наверное, я ничтожна. И я не обладаю здравым смыслом. Этого нет. Поэтому судьба тащит меня, что ей остается. И вытаскивает на такие тропы, куда в здравом уме и твердой памяти не попасть. Куда не попадают люди, пристегнутые ремнем безопасности.

И там все на своих местах. Тамплиеры — в часовне, бедный лорд — на лужайке, прилаживая удлинители к усилителям, Иан — рядом с одеялом, Стюарт — рядом с колонной, а помещики — в угаре шотландской попойки. Они никуда не исчезли. И не были превращены в гербарий закадровым текстом, который примирил бы их с самой среднестатистической аудиторией.

Я пошла на почту и отправила посылку актеру-волшебнику.

И отправила письмо.

Мы хотели снять фильм о том, где хранятся сокровища тамплиеров Шотландии. Но сейчас, когда все это так позорно провалилось, я поняла, что сокровище Шотландии — это вы. Безумцы и клоуны.

Наверное, это неправильное письмо. Но я уже сделала рассылку «всем». В конце концов, вполне можно подумать, что последние два слова — подпись.

Часть седьмая
Зулусский водевиль

Теория и практика реальности (теория и практика реальности)

Доктор, эти заметки я пишу на полях путеводителя. В этом путеводителе, Доктор, 214 глянцевых страниц, хорошая полиграфия, пятицветная печать фото и текст на трех языках (английский, французский, голландский). Но все это великолепие не имеет ничего общего с реальностью.

Когда, Доктор, мы встретимся, то вместе посмеемся над идиотами, которые ломятся в эти места за аутентичным африканским кайфом.

Однако же, Доктор, если вы и на этот раз окажетесь безответной сволочью и не заберете меня отсюда живой (не живой и здоровой, как я просила раньше, а просто живой), то пеняйте на себя.

Я сотру ластиком все написанное на полях. Нет. Пожалуй, я напишу там: «Добро пожаловать в Ричардз Бэй, Доктор. Это местечко как раз для вас — райское».

ДОРОГА В РАЙ

До Ричардз Бэй, Доктор, вы с легкостью доберетесь.

Туда даже летают самолеты. Это нам сказал знакомый режиссер. Он здесь полгода назад снимал блокбастер, который пока не нашел своего зрителя.

Однако нас прямо в Йоханнесбурге погрузили в автобусы. Потому что так экономнее. Но — дольше. Двенадцать часов ни писать, ни вообще ничего — это трудно, Доктор. Но мы терпели и из автобусов не выходили.

Мы не выходили из автобусов по трем причинам. Во-первых, в людных местах автобусы не останавливались. Автобусы не останавливались даже на красный свет. Потому что если в этих местах зазеваться на красный, то тебя запросто могут из автобуса выкинуть, а автобус угнать со всем скарбом. Это нам сказал режиссер, тоже сэкономивший на самолете, но потом дважды сильно пожалевший.

А если остановиться в безлюдном месте, то это еще хуже. Потому что это Африка. Здесь в безлюдных местах но обочинам прячутся бабуины. И тех, кто вышел по малой нужде, эти бабуины совершенно цинично трахают.

Говорят, против этих бабуинов была организована даже полицейская акция. Но бабуины не разбирались в чинах и оттрахали полицейских с неменьшим цинизмом.

Об этом, Доктор, нам также поведал знакомый режиссер. Наверное, врал. По крайней мере, я надеюсь на это.

Про третью причину все подло умолчали, но ее мы выяснили опытным путем.

В Южной Африке, Доктор, холодно.

А мы к этому были совершенно не готовы. Даже Танька, хоть у нее и чемодан-шифоньер. Не говоря уж обо мне. Я взяла только пять купальников.

Один гений Шилов, впечатленный африканской темой, был одет в пробковый шлем, галифе и высокие ботинки. Но даже он спешно, прямо в автобусе, оторвал рукава от свитера и сделал гетры для тепла.

Гений Шилов выглядел прямо как зуб в носу на фоне унылого пейзажа за окном. Со всеми этими акациями, мать-и-мачехами, мать их, и прочей неброской флорой, ради которой не стоило рисковать жизнью во время десятичасового перелета (и, забегая вперед, Доктор, скажу — не рисковать жизнью и следующие два месяца).

Гений Шилов задумчиво сказал: «Очень похоже на Ставрополье в октябре. Только не хватает одиноких продавцов с вязанками лука на обочинах» (видимо, их распугали или хуже того бабуины).