А что вы хотите, Доктор.
Это и был октябрь.
Но с другой стороны, это была весна. Потому что Южная Африка — она на самом деле с другой стороны. И она должна в октябре процветать тамариском и мимозой размером с голубиное яйцо.
Но она процветала, чем могла.
В основном колючей проволокой.
На колючей проволоке в Южной Африке можно нажиться сильнее, чем на алмазах.
Думаю, господин Глидден, изобретатель этой несомненно многофункциональной фигни, сейчас в гробу просто локти кусает. Как он продешевил, нажившись исключительно на европейских размолвках и совершенно забыв про черный континент.
Колючей проволокой опутаны все одинокие фазенды, дома в фешенебельных районах, огороды на выселках, а также — школы и детские сады. Причем последние — не только снаружи, но и внутри. Потому что внутри, во двориках, детишки играют по двум разным сторонам: цветные — по одну сторону, белые — по другую.
К слову сказать, Доктор, наша гостиница, куда мы добрались уже практически ночью, когда на мать-и-мачеху местного розлива уже лег первый иней, так вот, наша гостиница не была исключением. Она была добротно опутана проволокой по периметру, прямо до ворот. А у ворот сидел охранник.
Он эти ворота захлопнул, как только уехали автобусы.
Доктор. Я не хочу тревожных аналогий, потому что у меня в мыслях нет срывать вас с места, провоцировать на дешевую партизанщину, перекусывание проволоки с целью благородного освобождения тех, кто надежно укрыт за воротами. Потому что вы вряд ли подниметесь ради меня с задницы. А я только зря пронадеюсь.
Исключительно поэтому я не буду вас пугать и не назову нашу гостиницу скоплением бараков.
Просто это все сильно смахивает на котельные, поставленные очень плотно друг к другу. Буквально — на расстоянии вытянутой руки.
И комнатки внутри — маленькие. Там только одна большая кровать умещается. И туалет. А вода течет наружу, через трубу. В канавку. Эти канавки прорыты вдоль всего бар…, то есть я хотела сказать: всей котельной.
Гению Шилову досталась комнатка справа, и он там затих. Наверное, медитировал (а что еще ему оставалось в этой ситуации?).
А нам с Танькой достался номер слева. Вообще-то мы всегда выбираем с ней один номер, потому что привыкли к причудам друг друга. Я терплю, когда Танька шуршит по ночам пакетиками: это она сортирует барахло, которое выплескивается из ее чемодана-шифоньера, как цунами.
Зато Танька уже не вскидывается, когда я разговариваю с кранами.
Но в этот раз не хотелось разговаривать ни с кранами, ни с кем. Танька без всякого куража пошарилась в чемодане и сказала, что если надеть пару вечерних платьев друг на друга, то будет вполне сносно.
Мы оделись, исходя из предлагаемых обстоятельств.
А потом пролезли под шлагбаумом. И сели по ту сторону колючей проволоки. Там был канализационный люк.
С него было видно окрестности. Что-то темное и в дыму.
Это был Ричардз Бэй.
АУТЕНТИЧНОСТЬ
Утром все краски мира ярче, Доктор. Это факт. Утром мы увидели то, что недосмотрели в темноте. Мы увидели убогую фабрику с отслоившимся шифером. Из всех щелей шифера валил пар. Еще мы увидели уникальное озеро. Оно было оранжевое. Потому что это Африка. И здесь огромные разработки марганца.
Хоть это озеро и было зловредной химической креатурой, оно сильно радовало глаз. А вот базар — нет, не радовал. Вообще-то мы приехали на базар раздобыть теплого барахла. Но здесь торговало местное население. А оно, судя по ассортименту, было непривередливым и небрезгливым. Там между лотками струилась какая-то зловонная жижа. А на лотках был представлен широкий выбор косорыло пошитых сандалий.
Местные делают сандалии из автомобильных покрышек.
А еще местные делают машинки из консервных банок и очень преуспели в этом национальном промысле.
Других национальных промыслов не было. И это тревожило.
Чисто профессионально тревожило.
Потому что — черт с ним, с теплым барахлом. В конце концов, невидимые слезы заэкранья оплачиваются как загранкомандировка.
Но!
На этих промышленных задворках цивилизации мы должны были снять аутентичную фантасмагорию для самого грандиозного канала! И эта фантасмагория по стилистике должна была напоминать посконный африканский эпос про благородных, хоть и первобытных воинов и прекрасных черных дев топлес.
А по жанру это, Доктор, было нечто.
Доктор, поймите: пока этот блокбастер не обрел своего зрителя, я не имею права разглашать профессиональную тайну.
Давайте я скажу, что по жанру это должен быть клип. Только очень широкомасштабный. Такой широкомасштабный, что больше похож не на клип, а на водевиль.
Строго говоря, сначала водевиль планировался не в жопе мира, а в самом настоящем сердце Африки, и туда выезжали наши разведчики, жили там месяц в мазанках из слоновьего дерьма и приручали местных детей конфетами. Но слоновье дерьмо разлагалось под нестерпимыми солнечными лучами, собирая мух из других, менее жилых, а следовательно, менее пахучих органов Африки. Эти мухи сидели повсюду, даже на зубах говорящих воинов.
Рисковать с сердцем все-таки не решились, особенно после того, как один воин поделился с разведчиком конфеткой, а разведчик (полагаю, чтобы не быть рассекреченным) эту конфетку съел. И хоть потом он выпил три литра воды с марганцовкой, по возвращении он на всякий случай жил в сарае, чтобы не подвергать риску близких родственников. Он жил в сарае ровно до того, как его отправили в следующую разведку — в эту более безопасную жопу. Не из жалости. А из опасения, что в сердце мухи засидят объективы и эпос про слоновье дерьмо получится невыразительным.
Разведчика снабдили документами с визой. Еще у него был путеводитель. Строго говоря, ему выдали путеводитель, который вы сейчас держите в руках, Доктор.
Там, на восьмой странице вы легко найдете снимок очаровательной южноафриканской деревни. Деревню от первозданных африканских лесов с жирафами, слонами и бегемотами отделяет искусный плетень. Внутри стоят милые соломенные юрты, а вокруг юрт снуют восхитительные первобытные воины, девы топлес, куры и не менее привлекательный крупный рогатый скот.
Разведчику ткнули в картинку и сказали: надо вот это. К приезду съемочной группы должно быть это.
А у съемочной группы уже тоже были визы, и, чтобы их не прошляпить, они буквально наступали разведчику на пятки.
С этой картинкой разведчик явился в местную резиденцию (тоже, кстати сказать, весьма засиженную мухами). И местный резидент, мельком взглянув на картинку, лениво махнул на разведчика рукой.
— А-а, — сказал он, — так это же компьютерная графика…
Это, так сказать, реконструкция вымершего.