Вошли в гостиную, сели. Вроде встретились для делового разговора, а что-то не так было, будто говорили не о том, о чем следовало. Смерть-то впрочем отмалчивалась, всё на Эраста Петровича глядела, а он по большей части смотрел на скатерть — поднимет на Смерть глаза и скорей снова опустит. Заикался больше обычного, вроде как конфузился, а может не конфузился, поди у него разбери.
От этих гляделок, в которые те двое играли промеж собой, без Сенькиного участия, ему стало тревожно, и господина Неймлеса он слушал вполуха, в голову лезло совсем другое. Коротко говоря, сказ инженера, или, как он сам обозвал, “план операции” состоял в том, чтоб собрать всех подозреваемых в одном особенном месте, где преступник сам себя проявит и выдаст. Скорик уставился на Эраста Петровича: как же так, ведь сами говорили, что убийца разгадан, но инженер сделал знак глазами — помалкивай, мол. Ну, Сенька и смолчал.
И когда Эраст Петрович сказал: “Без вас, сударыня, и без тебя, Сеня, мне в этом деле, к сожалению, не обойтись. Нет у меня других помощников” — всё равно Смерть на Скорика не посмотрела, вот какая обида. Ужасно он от этого расстроился. Даже не испугался, когда инженер принялся опасностями предстоящего дела стращать — вот до чего расстроился.
Смерть тоже нисколько не испугалась. Нетерпеливо качнула головой:
— Пустяки говорите. Лучше про дело сказывайте.
И Сенька лицом в грязь не ударил:
— Чего там, двум смертям не бывать, одной не миновать.
Лихо тряхнул головой и на неё покосился. И только потом сообразил, что вышло-то двусмысленно: то ли про смерть сказано, то ли про Смерть.
— Хорошо, — вздохнул Эраст Петрович. — Тогда распределим, кому за какой конец держать невод. Вы, сударыня, приведёте на место Князя и Очко. Сеня — Упыря. Я — пристава Солнцева.
— Этого-то зачем? — удивился Сенька.
— Затем, что п-подозрителен. Все преступления совершены на территории его участка. Это раз. Сам Солнцев — человек жестокий, алчный и абсолютно б-безнравственный. Это два. И главное… — Инженер снова уставился на скатерть. — Он тоже состоит в связи с вами, сударыня. Это три.
У Смерти дёрнулась щека, как от боли.
— Снова не про то говорите, — резко сказала она. — Объясните лучше, как Князя с Очком выманить. Они оба волки бывалые, сами в загон не пойдут.
— А я? — встрепенулся Скорик, до которого вдруг дошло, что ему надо будет в одиночку с самим Упырём тягаться. — Он меня и слушать не станет! Вы знаете, он какой? Он меня велит за ноги взять да разодрать на две половинки! Кто я ему? Сикильдявка! Никуда он со мной не пойдёт!
— Не пойдёт, а бегом побежит, это уж моя з-забота, — ответил Сеньке господин Неймлес, а смотрел при этом на Смерть. — Да и не придётся вам двоим никого никуда заманивать. Только встретить и сопроводить к назначенному месту.
— Что за место такое? — спросила Смерть.
Вот теперь инженер, наконец, повернулся к Скорику, да ещё руку ему на плечо положил.
— Это место только один человек знает. Как, Али-баба, выдашь нам свою пещеру?
Если б Эраст Петрович его при Смерти “бабой” не обозвал, Сенька ещё, может, и не сказал бы. Только чего над серебром-златом трястись, когда, может, вся жизнь на кону? А потом Смерть обратила на него свои глазищи, брови чуть-чуть приподняла, словно удивляясь его колебанию… Это и решило.
— Эх! — махнул он рукой. — Покажу, не жалко! Знайте Сеньку Скорика!
Сказал — и так вдруг жалко стало: даже не огромных тыщ, а мечту. Ведь что такое богатство? Не жратва от пуза, не сто пар лаковых штиблет и даже не собственное авто с мотором силищей в двадцать лошадей. Богатство — это мечтание о рае на земле, когда чего пожелаешь, то у тебя и будет.
Тоже, конечно, брехня. К Смерти вон с какими мильонами ни суйся, всё одно, как на Эраста Петровича, смотреть не станет…
Никто сумасшедшей Сенькиной щедростью не восхитился, в ладоши не захлопал. Даже “спасибо” не сказали. Смерть просто кивнула и отвернулась, будто иначе и быть не могло. А господин Неймлес встал. Тогда идёмте, говорит. Не будем время терять. Веди, Сеня, показывай.
* * *
В подземной зале, где несколько часов тому Проха хотел выдать старого приятеля на верную гибель, а заместо того сам лишился жизни, мёртвого тела уже не было. Не иначе подвальные жители уволокли: одежду-обувку снимут и голый труп после на улицу подкинут, обычное дело.
С Эрастом Петровичем и Смертью страшно не было. Светя керосиновой лампой, Сенька показал, как вынуть камни.
— Тут только вначале пролезть узко, а потом ничего. Иди себе, пока не упрёшься.
Инженер заглянул в дыру, потёр одну из плит пальцем.
— Старинная кладка, много старше, чем здание ночлежки. Эта часть Москвы похожа на слоёный п-пирог: поверх прежних фундаментов построены новые, поверх тех ещё. Чуть не тысячу лет строились…
— Чего, полезли, что ли? — спросил Скорик, которому уже не терпелось показать сокровища.
— Незачем, — ответил господин Неймлес. — Завтра ночью п-полюбуемся. Итак, — обратился он к Смерти. — Ровно в три с четвертью пополуночи будьте здесь, в зале. Придут Князь и Очко. Увидят вас — удивятся, станут задавать вопросы. Никаких объяснений. Молча покажете ход, камни будут уже отодвинуты. Потом просто ведите их за собой, и всё. Вскоре появлюсь я, и начнётся операция под названием… Пока не придумал, каким. Главное — не теряйте присутствия духа и ничего не бойтесь.
Смерть глядела на инженера не отрываясь. Что сказать — он и в мигающем свете лампы был красавец хоть куда.
— Не боюсь я, — сказала она чуть хрипловато. — И всё сделаю, как велите. А сейчас идёмте.
— К-куда?
Она насмешливо улыбнулась, передразнила его:
— Никаких объяснений. Не теряйте присутствия духа и ничего не бойтесь.
И пошла из залы, не произнеся больше не слова. Эраст Петрович в замешательстве взглянул на Сеньку, кинулся догонять. Скорик тоже, только лампу подхватил. Чего это она удумала?
На крыльце дома, у самой двери, Смерть повернулась. Лицо у ней теперь было не насмешливое, как в подвале, а словно бы искажённое страданием, но все равно невыносимо красивое.
— Простите меня, Эраст Петрович. Держалась, сколько могла. Может, сжалится Господь, явит чудо… Не знаю… Только правду вы написали. Я хоть и Смерть, а живая. Пускай я буду злодейка, но больше нет моих сил. Дайте руку.