Не понимая, что происходит, он попытался чертыхнуться — но не смог даже этого!!!
Стремительный грохочущий демон слишком сильно напугал лесных обитателей, и теперь они прикладывали все свои силы и возможности, чтобы обезопасить его, чтобы парализовать, обездвижить, лишить возможности причинять вред — и передавали, словно из рук в руки, от одной чащи к другой, от одних земель к иным, от рода к роду, от соседей к соседям, — стремясь просто спихнуть как можно дальше, раз уж понять смысл напасти или остановить ее были не в силах даже самые могучие чародеи.
— Критический остаток топлива, — нежным женским голосом предупредил пилота истребитель. — Возвращайтесь на базу, у вас в баках критический остаток топлива.
Капитан зарычал от бессилия. С пустыми баками ему отсюда уже не выбраться. Никак и никогда. Даже ногами, скорее всего, до дома не дойти. Выработать все топливо в экономном режиме — это означает, что машина отмахала больше полутора тысяч километров. А он, кроме примерного азимута спасительной обратной дороги, ничего не знает.
— Критический остаток топлива, — заботливо повторил самолет и пару раз дрогнул. — Помпаж левого двигателя. Критический остаток топлива. Помпаж левого двигателя. Падение оборотов левого двигателя. Критический остаток топлива. Падение оборотов…
Лес начал потихоньку приближаться. Для горизонтального полета тяги больше не хватало, однако в пике «МиГ-29» не срывался, удерживаясь на ровном крыле. Чудеса современной автоматики и авионики. При помпаже и катастрофическом падении тяги двадцать одна тонна железа все равно продолжала планировать, словно невесомый бумажный самолетик. Однако кроны становились все крупнее и ярче, ветви и листва прорисовывались с удивительной четкостью и уже почти поравнялись с уровнем фонаря.
«Вот и все, смерть… — осознав всю безнадежность положения, подумал капитан, смиряясь с неизбежным, впуская ее в сознание, и… и внезапно тело отпустило — словно кто-то сбросил удавку, наконец-то добившись желаемого. — Смерть!»
Полесов увидел впереди густую крону, и самолет сразу тряхнуло, подбросило, движки недовольно заплевались. Делать оставалось только одно: пилот схватился за рукояти катапульты и рванул их на себя.
Хлопок, еще, удар ветра в лицо — и пилота швырнуло ввысь, качнуло, дернуло. Несколько мгновений он кружился в невесомости, падая вниз и хорошо видя, как несчастный самолет, кувыркаясь, зарывается в гущу деревьев. Внезапно капитана резко дернуло еще раз — и он закачался под куполом парашюта, уже через секунду ухнувшись ногами прямо в сочно-зеленую дубовую крону.
Понятно, что купол сразу лег на ветки. Однако дубовая крона оказалась густой, и, пару раз качнувшись, Дмитрий зацепился ногами за ближний сук, обхватил ступнями, подтянулся к нему, крепко взялся левой рукой за лямку, кулаком другой ударил по застежке на груди и повис — растянутый, как поросенок перед разделкой. Но цель того стоила: капитан дотянулся до закрепленного под летным креслом оранжевого рюкзака «НАЗ», отстегнул и рванул к себе, повисая на ногах. Перехватил лямку в зубы, добрался пальцами до ветки, подтянулся, перехватил, перелез ближе к стволу и уселся на толстом суку. Облегченно перевел дух:
— Ну что? А жизнь-то вроде бы налаживается…
«Носимый аварийный запас». Или, в просторечии, «набор для выживания». Десять килограммов всяких полезностей, начиная от медикаментов и шоколада и заканчивая ножами и рыболовными крючками. Теперь смотреть в будущее можно было хоть с какой-то надеждой.
Закинув рюкзак за спину, пилот быстро спустился на землю, прислушался. Сделал несколько шагов в сторону рухнувшего самолета и тут же остановился, различив потрескивание, увидев языки пламени… Ну да, а на что еще он рассчитывал? Баки, может, и пустые, но сотня литров керосина в них всяко по углам наберется. Движки раскаленные, вокруг древесина. Пока кувыркался, веток, листвы и щепы во все дыры и щели набилось изрядно. И в сопла — само собой.
«Радиус гарантированного поражения…» — всплыло в его голове, и Дмитрий сорвался с места, петляя между деревьями, продираясь через кустарник, переваливаясь через старые полусгнившие поваленные стволы и выискивая глазами открытые участки земли, бежать по которым можно быстрее.
Вдруг вдалеке слева мелькнула голова. Капитан нырнул под очередной валежник, пробежал дальше, вскочил на корни вывороченной сосны, вытянул шею… Ну да, так и есть! Какая-то девчонка, вместо того чтобы дать деру, наоборот, пробиралась к месту падения. Любопытство в попе заиграло.
— Эй, уходи! — крикнул капитан, махнув рукой. — Беги!
Незнакомка повернулась к нему. Она оказалась миниатюрной индианкой: черные волосы, матерчатая лента через лоб, пара перьев сбоку, замшевая одежда с подобающими девице кисточками и рюшечками, широкий пояс с ножнами и парой мешков. Она улыбнулась и помахала в ответ.
— Беги-и!!!
Индианка согласно закивала. Она явно ничего не понимала.
— Вот ведь дура! — Полесов свернул и помчался к ней. Индианка посерьезнела, потом попятилась, повернулась и кинулась наутек.
Дмитрий оказался быстрее — догнал, сгреб, закинув на плечо, и снова повернул прочь от своего истребителя. Девица на плече визжала, била его кулаками, царапалась, а потом, извернувшись, вцепилась зубами в руку. Капитан матерился, но терпел. Матерился мысленно — чтобы не сбить дыхание — и бежал, петлял, подныривал, продирался. Пока вдруг сзади не хлопнуло — и он не вспорхнул вместе со всем накопившимся в лесу мусором и не полетел вперед в самое-самое переплетение стволов и ветвей…
В этот раз за столом в кабинете министра обороны людей в гражданской одежде оказалось даже больше, чем тех, кто был в форме. На трех генерал-майоров и одного генерала армии приходилось семь седовласых мужчин и две женщины. Все подготовились к своим докладам старательно, что доказывалось толстыми «файлами» с распечатками в их руках и готовыми к работе планшетами. Однако Сергей Шойгу, поздоровавшись с каждым за руку и вернувшись на место во главе стола, предложил:
— Времени у нас мало, поэтому предлагаю сразу начать с основного вопроса: кто может объяснить, что за люди устроили войну на московских улицах, откуда они взялись и чего добиваются?
И над столом сразу повисла тяжелая тишина. Собравшиеся переглядывались, словно школьники, не выучившие домашнего задания и теперь ждущие, кто признается в своем проступке первым.
— Позвольте мне, — прервал общее неудобство пожилой мужчина в сером, в черную клетку, пиджаке, с седыми вихрами и в солидных очках в роговой оправе.
— Профессор Добрякин Иван Викторович, институт этнографии, — крутя в пальцах карандаш, представил его генерал-майор Суворов. — Мы обратились к ним на кафедру за консультацией, и профессор, опираясь на собранные нами данные, выдвинул оригинальную гипотезу.
— Да, — кивнул профессор. — Ничего, что я не встаю? Поясницу простреливает постоянно. Могу застрять, недоподнявшись, да таким и остаться.