— Да.
— Могу поспорить, что я им снюсь.
— Почему это?
— Мне кажется, кто-то смеялся.
— Глупо думать о себе так плохо.
— Смеяться тоже плохо.
— Я не смеюсь, — сказал Сигмунд.
— Нет, — сказал Маркус, — но только потому, что ты — гений.
Он пошел назад к кровати. Сигмунд отправился к двери. На пороге он обернулся:
— Могу я для тебя что-нибудь сделать?
— Можешь сломать мобильник учителя Скуга?
— Нет, не могу.
— Тогда достань мне адрес Дианы Мортенсен.
— Зачем это?
— Просто так. Интересно, где она живет. У тебя что, есть адрес?
— Он указан под фотографией, чтобы фанаты могли писать.
— Я и есть фанат, — сказал Маркус.
Сигмунд кивнул:
— Я тоже. Совершенно случайно.
* * *
Дорогая Диана Мортенсен!
Я — норвежский альпинист и миллионер. Сейчас лежу один в домике высоко в горах, недавно выбравшись из трещины, в которую имел несчастье упасть. Я отморозил несколько пальцев на ногах, сломал пару ребер и кое-где поцарапался, но в остальном я в прекрасной форме. С мобильного я позвонил в Красный Крест, и рассчитываю, что помощь прибудет в течение ближайших нескольких часов. Пишу Вам, потому что нашел здесь в домике журнал, где прочел об ужасной истории, приключившейся с Вами. Должен сказать, что очень хорошо Вас понимаю. Если бы я был Вашим телохранителем, то сбросил бы фотографа в ближайшую трещину в горах. Я хочу, чтобы Вы знали, что много норвежских альпинистов думают о Вас, жалеют Вас и желают Вам всего самого лучшего. Раз уж я пишу это письмо, должен признаться, что у меня есть особенное хобби. Дело в том, что я собираю автографы. Наверное, Вы удивитесь, но, будучи миллионером, я часто встречаю интересных людей. Собирать автографы — хобби весьма увлекательное для одинокого миллионера. Сейчас я не женат. Горы и бизнес отнимают все мое время. И я, как Вы понимаете, — одинокий миллионер, точно также, как и Вы — одинокая кинозвезда. Я это вижу по Вашим глазам. Но не бойтесь, Диана Мортенсен. В один прекрасный день и Вы, и я встретим подходящую пару.
С уважением из норвежских гор от
Маркуса Симонсена, миллионера.
P.S. Если письмо Вам покажется немного странным и наивным, наверное это оттого, что я получил небольшое сотрясение мозга, когда падал в трещину. Из-за этого я, как ни странно, чувствую себя мальчишкой. Как Вы можете понять из слов и почерка.
* * *
Маркус проснулся с ручкой в руке. Письмо упало на пол. Он подобрал его и положил в конверт не перечитывая. Иначе бы только пожалел. Он решил отправить письмо из мотеля.
Спуск был хуже, чем подъем. Теперь он был вынужден смотреть вниз. Он шел на негнущихся ногах, короткими шагами, опустив голову, и глядел под ноги. На один метр вперед. Дальше и быть не могло. Спустившись, он забрал вещи, бросил письмо в ящик и вместе с остальными зашел в автобус. Там он сидел молча и слушал общую песню. Репутация была испорчена, а ноги сводило судорогой. Он мечтал попасть на Сириус и ужасался будущей жизни.
До летних каникул оставалась неделя, но Маркус отказывался идти в школу.
— Кажется, у меня небольшая температура, — сказал он.
— Надо срочно позвонить врачу, — ответил Монс и с ужасом уставился на градусник, который Маркус нагрел до 42.
— Да нет, не надо, — сказал Маркус, — у меня почти нет температуры.
— Все будет хорошо, — сказал отец и помчался к телефону.
Когда пришел врач, температура упала до 36,9.
— Парень здоров как бык, — сказал он. — Наверно, что-то с градусником.
— Хорошо бы, — пробормотал Маркус и слабо улыбнулся отцу.
Врач ушел, и Маркус начал одеваться. Отец смотрел на него с опаской.
— Как самочувствие, мой мальчик?
— Отлично, — ответил Маркус и сел на кровать. — Чуть-чуть голова кружится.
— Я отвезу тебя в школу.
— Да не надо, папа. Вряд ли я упаду в обморок по дороге в душный класс.
— Ты не хочешь идти в школу, так, Маркус?
— Нет, папа. Ни за что на свете.
— Почему?
Они смотрели друг на друга целых четыре бесконечных секунды, и Маркус знал: отвечать не нужно. Монс как-то неуклюже погладил его по голове.
— Все будет хорошо, вот увидишь.
— Когда?
— В конце концов.
— Нет, папа. В конце концов будет очень плохо.
Монс грустно посмотрел на сына. Ему так хотелось его приободрить, но в голову ничего не приходило.
— Мне не надо было звонить, да? — спросил он тихо.
— Ничего страшного.
— Тебя дразнили, потому что я звонил?
— Нет. Ты звонил, потому что меня дразнят.
Монс порылся в кармане в поисках сигарет, хотя не курил уже полгода.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал, Маркус?
— Останься со мной, папа.
Первым заплакал Монс.
— Все не страшно, папа,— тихо сказал Маркус. — Ты же здесь.
— Мне надо на работу.
— Позвони и скажи, что у тебя… звенит в ушах.
— Откуда ты знаешь?
— Отгадал, — сказал Маркус. — Поиграем в шашки?
* * *
Сигмунд пришел в половине седьмого узнать, как дела. Маркус сказал, что все отлично. Ему просто пришлось остаться дома и ухаживать за отцом, у которого случился внезапный приступ звона в ушах. Сигмунд рассеяно кивнул.
— Надеюсь, тебе не пришлось протыкать дырки в барабанных перепонках господина Симонсена? — спросил он.
Монс сказал, что ему уже намного лучше и что Маркус спокойно может пойти в школу на следующий день.
— Всему свое время, — сказал Маркус. — Можно нам одно мороженое, папа?
— Можно даже два.
— Большое спасибо, господин Симонсен, — ответил Сигмунд. — А в глазах у вас мелькает, когда звенит в ушах?
— Нет, не мелькает.
— Потому что, если мелькает, вам надо к врачу.
— Ну хватит уже говорить о моих ушах, — сказал Монс, которому на мгновение показалось, что в глазах мелькает со страшной силой, но потом он сообразил, что в ушах у него не звенит, по крайней мере когда об этом никто не спрашивает.
— И как, Сигмунд, дела нынче в школе?
— Спасибо, хорошо. Похоже, молодежь забавляется, господин Симонсен.