Он засвистел, но тут же перестал от новой неприятной мысли: насколько долго продержится его синдром хронической любовной опустошенности? Трудно сказать. Нельзя знать наверняка, когда в тебя ударит молнией, подумал Маркус и вздохнул, как с ним часто случалось в задумчивости.
Он почти дошел до дома. В папиной спальне горел свет. Сигмунд, вероятно, ждал, когда он появится с шоколадом и утешением. Больной от любви, но снова полный доверия к своему лучшему другу. А были ли у Сигмунда основания доверять Маркусу? Пока что да, а в будущем? Маркус не был уверен, но он сжал зубы и пообещал себе, что когтями и клыками будет бороться за то, чтобы его синдром хронической любовной опустошенности оставался хроническим. Надо было просто не думать о девчонках, особенно о Бенте Иверсен, с ее пирсингом, белыми зубами и бабочкой на плече. «По крайней мере это не проблема», — подумал Маркус и закрыл глаза. Иногда он видел фигуры и цвета в темноте за закрытыми веками. И теперь тоже увидел. Что на этот раз, интересно? Что-то черное и красное. С крыльями. Он открыл глаза и предоставил бабочке лететь своей дорогой.
Когда он зашел в спальню Монса, Сигмунд лежал в кровати с закрытыми глазами. Маркус собирался выскользнуть, но за его спиной раздался слабый голос:
— Ты купил шоколада?
Маркус обернулся:
— Я думал, ты спишь.
— Если бы я мог спать, — сказал Сигмунд и взял пакет конфет, протянутый Маркусом.
— «Твист»?
— Да, — ответил Маркус. — Любишь?
— Мне нравится три типа, — сказал Сигмунд, — но я, пожалуй, съем все. Мне, в сущности, все равно, что я ем. У нас осталась кола?
— По-моему, есть еще одна в холодильнике.
— Значит, есть, — сказал Сигмунд и прочистил горло. — Бери себе.
— А ты не хочешь?
— Хочу, но ты возьми ее себе.
— Да нет, пей ты.
— Правда?
— Да, а я выпью стакан сока.
— Мой добрый друг, — тепло отозвался Сигмунд.
— Да, да, — пробормотал Маркус и пошел на кухню за колой.
В половине первого он устал слушать рассказы Сигмунда о потрясающей и недосягаемой Бенте Иверсен и о том, как недостоин он ее любви. Маркус встал:
— Пойду-ка я спать.
— Погоди, — остановил его Сигмунд.
Маркус опять сел.
— У меня есть вопрос.
— Да?
— Что не так?
— Что не так с чем?
— Что не так с моими штанами?
— Не знаю, — ответил Маркус.
Если Сигмунд сам не понимает, вряд ли Маркусу удастся ему объяснить.
— Они что, сидели не так, как надо?
— Нет, — сказал Маркус. — Но я не уверен, что они сидели на том, ком надо, — пробормотал он и вышел из спальни, но Сигмунд этого не услышал.
На следующее утро Маркус подавал другу завтрак в постель. Он надеялся, что Сигмунд наденет старые брюки и пойдет в школу, но ошибся.
— В школу? — сказал Сигмунд. — И встретиться с ней? Ты же понимаешь, об этом и речи быть не может. Что она скажет, увидев меня? Хрю-хрю?!
— Нет, если ты переоденешь брюки.
— Никогда! — вскричал Сигмунд. — У меня есть своя гордость! Если она не принимает меня таким, какой я есть, мне все равно.
— А ты уверен, что ты именно такой?
— Я есть я целиком и полностью, — ответил Сигмунд и гордо вскинул голову.
— Ну-ну, — сказал Маркус.
Он решил просить о помощи единственных людей, которые, возможно, могут помочь.
* * *
— Что, Сигмунд на самом деле в нее влюбился? — спросила Эллен Кристина, которая была большим фанатом Бенты Иверсен и даже проколола себе бровь так же, как у кумира.
— Да, — ответил Маркус.
— А ты потерял способность любить? — переспросила Муна.
— Да, точно.
— Бедняга, — сказала Эллен Кристина. — Мы можем тебе как-то помочь?
Маркус покачал головой:
— Я отлично сам справлюсь. А вот Сигмунду надо помочь.
Прозвонил звонок с последнего урока, и три члена старого клуба сидели в закусочной Иоакима и пили колу. Эллен Кристина была небольшого роста, со светлыми волосами, голубыми глазами и слегка оттопыренными ушками, которые Маркус когда-то считал самыми красивыми на свете. Муна была темноволосой, с карими глазами и прямым острым носом, который тоже когда-то приводил Маркуса в восторг. Обе девчонки гуляли с ним и с Сигмундом по очереди какое-то время. Эллен Кристина даже научила Маркуса целоваться. Теперь они вчетвером стали такими близкими друзьями, что влюбиться друг в друга было так же нереально, как влюбиться в брата или сестру.
Маркус рассказал девочкам все, и Муна вздохнула с облегчением, потому что уже начала беспокоиться, не случилось ли с Сигмундом изменение личности, раз он пришел в школу в рэперских штанах.
— Это не его стиль, — сказала она.
— Это совсем не его стиль, — подтвердила Эллен Кристина. — Белая рубашка, вельветовый пиджак и рэперские штаны — это ни то и ни другое. Если он хочет хоть какого-то шанса с Бентой Иверсен, он должен выкинуть эти штаны.
— Или нарядиться на полную катушку, — сказала Муна.
— Конечно, — поддакнула Эллен Кристина.
— Я бы так и сделала, — сказала Муна.
— И я тоже, — присоединилась Эллен Кристина.
— Эй! — сказал Маркус.
— Эй! — хором отозвались девчонки.
— Я тоже здесь.
— Как приятно, — заметила Эллен Кристина.
— Что бы мы без тебя делали? — сказала Муна.
— Вы можете поделиться со мной, о чем вы там говорите?
— У нас есть план, — ответила Эллен Кристина.
— Именно, — согласилась Муна.
— Что за план? — поинтересовался Маркус.
— Ядерный план, — ответила Муна.
— Ты сам скоро увидишь, — пообещала Эллен Кристина. — Но сначала надо подготовить Сигмунда.
— Это ты тоже скоро увидишь, — вставила Муна прежде, чем Маркус успел спросить, как они собираются это делать. — Мы будем у тебя в четыре.
— Или в полпятого, — уточнила Эллен Кристина.
— Или посредине, — сказала Муна. — Пока, Маркус. Спасибо, что обратился. Обращайся к нам еще. Мы всегда рядом, ты знаешь.
В следующую секунду они уже сидели на велосипедах. Маркус слышал, как они болтают и смеются, катясь прочь вниз по дороге. Сам он не умел ездить на велосипеде и не жалел об этом. Ему нравилось ходить в собственном темпе, тогда у него было время подумать: ведь хорошо, когда на это есть время.