— Мэкакус?
— Да, господин Симонсен, — сказал Сигмунд. — Наша группа называется в честь вашего сына.
— Его зовут Маркус.
— Я знаю, но мы называем его Мэкакусом.
— Почему это?
— Так круче.
— Не знал, — сказал Монс и начал стягивать пальто.
— Папа? — сказал Маркус.
— Да.
— Ты выздоровел?
— Да.
Сигмунд с сомнением на него посмотрел:
— Это значит, у вас больше нет синдрома хронической усталости, господин Симонсен?
Монс кивнул:
— Да, Сигмунд. Теперь я устаю только иногда, так что, если вы не против, я сяду в кресло и немного отдохну.
И тут Маркус побежал. Со всех ног. Через комнату к дверям. Добравшись до дверей, он кинулся Монсу на шею, обнял его изо всех сил и произнес счастливым, сдавленным от слез и одновременно ликующим голосом:
— Папа, папа! Я так по тебе скучал. Я просто ужасно по тебе скучал.
Если бы не было Сигмунда, Муны и Эллен Кристины, он бы всерьез расплакался, но пришлось сдержаться. Вместо этого он рассмеялся, скомканно и невнятно, но главным образом счастливо. А Монс, все еще не понимавший, что происходит, обнял сына и неуверенно, но радостно произнес:
— Ну, ну, Маркус. Ну, ну, мой рэпер.
Сигмунд захлопал:
— О'кей, народ. Я предлагаю сделать перерыв. Кто-нибудь хочет ужинать?
— Да, спасибо, — хором отозвались девчонки.
— Ужин вот-вот прибудет, — сказал Сигмунд. — А вы, господин Симонсен? Хотите слегка перекусить?
— Да, спасибо, — ответил Монс. — Маркус рассказывал, что ты настоящий шеф-повар.
— Когда-то им был. Теперь я больше интересуюсь музыкой, — коротко ответил Сигмунд.
— Жаль, — сказал Монс. — Я надеялся попробовать что-нибудь из твоих фирменных блюд.
Сигмунд слабо улыбнулся:
— Правда? Хорошо, уж какое-нибудь сырное суфле я всегда смогу состряпать.
Он исчез на кухне. Монс сел в кресло. Маркус сел рядом с девочками на диван. Секунду было тихо. Все ждали, что кто-то другой что-нибудь скажет. В конце концов сказал Монс:
— Тихий ангел пролетел.
Эллен Кристина огляделась:
— Где?
Все засмеялись. Потом опять стало тихо.
— Хорошо было в больнице? — спросила Муна.
Монс кивнул.
— А медсестры были симпатичными? — спросила Эллен Кристина.
— Да, — ответил Монс. — И врачи тоже.
Снова стало тихо. Маркус сглотнул.
— Да, видишь, мы тут основали рэп-группу, — сказал он.
— Вижу и слышу, — заметил Монс.
— Да, — согласился Маркус. — И слышишь.
— Монс, а вы знали, что Маркус умеет читать рэп? — спросила Муна.
— Нет, — ответил Монс. — А ты, Муна, знала?
— Нет, — призналась она. — Понятия не имела. А ты знала, Эллен Кристина?
Эллен Кристина покачала головой:
— По-моему, никто этого не знал. Правда, он очень здорово читал?
— Я не очень хорошо разбираюсь в рэпе, — начал Монс. — Но, по крайней мере, было очень громко и внятно.
Он ободряюще кивнул Маркусу, который чесал голову под капюшоном.
— Было просто очень круто! — сказала Эллен Кристина.
— У тебя суперталант, — сказала Муна.
Маркус попытался почесать спину, но чесалось, конечно, именно там, куда он не доставал. Когда у тебя чешется спина, она всегда чешется в недоступном месте. Двенадцатый закон Маркуса Симонсена. О чем это, собственно, они говорили? Смеялись над ним?
— Да нет у меня таланта, — начал оправдываться он.
— Есть, — настаивала Эллен Кристина.
— Не знала, что ты — король, — сказала Муна.
— И я не знал, — сказал Монс.
— И текст просто шедевр!
Сигмунд стоял в дверях, облаченный во французский передник и шапочку.
— Какой текст? — спросил Маркус.
— Твой текст.
— Гениальный текст, — сказала Эллен Кристина.
— Офигительный, — подтвердила Муна.
— И до ужаса искренний, — сказал Сигмунд.
Маркус не понимал, о чем он.
— До ужаса искренний?
— Да, — повторил Сигмунд. — Невероятно искренний. Кто его написал?
Маркус задумался. Он не мог вспомнить никакого текста. Просто он выкрикивал какие-то слова, рождавшиеся где-то внутри него. Как только он их использовал, они тут же исчезали. Никто, вообще-то, его не писал. Он как бы возникал сам по себе.
Он заметил, как остальные уставились на него.
— Я не специально, — объяснил он. — Просто… мне казалось, это подходит… К музыке, я имею в виду.
— Ты написал его сам? — спросил Монс.
— Нет, — ответил Маркус. — Я ничего не писал. Он пришел в голову на ходу.
Монс обеспокоенно посмотрел на сына:
— И последнее слово тоже?
— Какое слово?
— Не имеет значения.
— Мазафака, — сказала Эллен Кристина.
Монс покраснел:
— Что ты сказала?
— Мазафака, — повторила Муна. — Мазафака — это было последнее слово.
— Ну хорошо, — прервал их Монс. — Как там поживает суфле?
— Суфле поживает превосходно, господин Симонсен. Забавно, что ты, Маркус, тоже сочиняешь тексты. Тогда нас уже двое, — сказал Сигмунд и исчез на кухне.
— Я не сочиняю тексты! — крикнул Маркус ему в спину.
— Сочиняешь, — настаивала Эллен Кристина. — И очень хорошие тексты.
— Куда лучше, чем у Сигмунда, — сказала Муна.
— Вот как! — удивился Монс. — А он тоже пишет тексты? И что за тексты пишет он?
— Это был никакой не текст! — пытался возражать Маркус. — Просто какие-то слова в голову пришли.
Эллен Кристина посмотрела на него и улыбнулась. Не очень широко, но достаточно, чтобы он почувствовал себя лучше.
— Я знаю, — сказала она. — Именно поэтому они и были такие хорошие.
Маркус закрыл глаза и в темноте увидел очертания какого-то лица. Он не мог разглядеть, кто это, но знал, что это — девушка. Он открыл глаза и понял, что ему нравится жить.
* * *
Закончив суфле, которое всем показалось очень вкусным, а Сигмунду — идеальным, девочки пожелали всем спокойной ночи.