— Поздравляю, — сказала она.
— С чем?
— С сегодняшним днем, — сказала Муна.
— А что, сегодня какой-то особенный день? — спросил Маркус и взял сверток.
— Да, — ответил Сигмунд за его спиной. — Сегодня первый день всей твоей оставшейся жизни. Ты не развернешь сверток? Он и от меня тоже.
— Большое спасибо, — сказал Маркус. — Мне уже интересно.
— И нам тоже, — сказала Эллен Кристина.
Маркус развернул сверток.
— Нет, спасибо, — сказал он.
— «Нет, спасибо» что? — поинтересовался Сигмунд.
— Я не хочу.
— Тебе не нравится? — спросила Эллен Кристина.
— Нет.
— По-моему, это черная неблагодарность, — возмутилась Муна.
— Они мне не нужны, — сказал Маркус.
— Они не такие, как обычно, — встрял Сигмунд. — Они особенные.
— Вижу, — заметил Маркус.
— Может, примеришь сразу же? — спросила Эллен Кристина.
— Нам так интересно, как ты будешь выглядеть, — сказала Муна.
— Я не хочу, — отрезал Маркус.
— Большое спасибо, — сказал Сигмунд. — Я знал, что на тебя можно положиться.
— Ну ладно, — сдался Маркус и пошел в комнату.
Когда он вернулся, остальные сидели на диване. Они выглядели публикой и чувствовали себя, очевидно, так же, потому что Эллен Кристина захлопала.
— Какой ты классный, — сказала Муна.
— Вовсе нет, — возразил Маркус.
Ему казалось, что нижняя часть туловища отделилась от верхней и начала жить собственной жизнью. Новые штаны были особенными не просто потому, что были рэперскими. Они были особенными рэперскими штанами. Они были из шотландки, и рядом с собственным задом Маркуса можно было в них разместить еще два зада. «Я выгляжу как не до конца надутый воздушный шар», — подумал он и повернулся, чтобы идти в комнату переодеться.
— Отлично, — сказал Сигмунд.
Маркус снова повернулся:
— Что?
— То, как ты повернулся. Повтори-ка.
Маркус повернулся.
Остальные захлопали.
— Походи взад-вперед, — сказал Сигмунд.
Маркус сделал пару осторожных шагов по комнате.
— Я похож на клоуна, — сказал он.
— Нет, — возразила Эллен Кристина. — Ты очень милый.
Иногда люди могут сказать нужное слово, не отдавая себя в этом отчета. Эллен Кристина могла сказать что угодно, и это бы не произвело на Маркуса ни малейшего впечатления. Был только один способ заставить его остаться в штанах, а именно сказать, что он в них «очень милый».
Маркус вынужден был признаться, что пару раз за день испытывал уколы ревности. Он был не железным, и хотя он знал, что его любовь к Бенте невозможна, все-таки не хотел, чтобы она его совсем забыла. Он понял, что она хорошо провела время с Сигмундом накануне. Ладно. Если все шло по плану, они должны потом оказаться вместе. Ладно, ладно. Тогда он послушно будет стоять в тени. Ладно, ладно, ладно, но по крайней мере ему хотелось бы, чтобы она и на него обращала внимание. Хотя бы немного. Она говорила, что считает его очень милым. Уже что-то. Не счастье, конечно, но хоть слабое утешение знать, что иногда она посылает ему мысль: «Вот идет Маркус Симонсен. Я была как-то в него влюблена. Теперь все прошло, но мне по-прежнему кажется, что он очень милый». Не так-то плохо с его стороны на это надеяться. Он никому ничего не портит.
— Ну ладно, — сказал он. — Могу их оставить, если вы так хотите.
— Большое спасибо, — сказал Сигмунд. — Я знал, что могу на тебя положиться.
Уже не первый раз Сигмунд говорил, что может на него положиться, и Маркус считал, что вовсе не обязательно это так в него вколачивать. Он немного подтянул штаны, чтобы почувствовать, насколько они свисали. Свисали они прилично.
— Мне все равно, какие носить штаны, — сказал он. — Меня одежда вообще не интересует.
— Да, — подтвердил Сигмунд. — И, кроме того, их никто не увидит, когда ты будешь сидеть за установкой.
Следующие два часа они примеряли разную одежду, чтобы подобрать что-то подходящее к штанам. Показ мод был довольно-таки вялым. Маркус отказывался читать рэп и не хотел петь. Он быстро и угрюмо выходил из комнаты, один раз поворачивался и так же быстро и угрюмо возвращался. И Сигмунд, и девчонки хлопали и подбадривали его, как могли, но ничто не помогало. Маркусу не нравилась роль модели, и он очень хотел поскорее покончить с показом. Поэтому он сразу же на все согласился, как только Эллен Кристина сказала, что он хорошо выглядит. Белые кроссовки и «кенгурушка» — именно об этом он и думал, к тому же он согласился, что они хорошо подходят к рэперским штанам из шотландки. Поскольку все остались довольны, Сигмунд предложил сделать небольшой перерыв, а Маркус пошел на кухню варить какао. Тем временем в дверь позвонили, и он пошел открывать.
На улице стоял зеленый фургон и двоюродный брат Муны. Его звали Рогер Уле, и ему было двадцать пять лет. Маркус знал его не очень хорошо, только видел пару раз в музыкальном магазине, где Рогер работал. Теперь он с удивлением посмотрел на Маркуса и сказал:
— Привет, крутой пацан! Ты кто?
— Я — Маркус. Я только что переоделся, — ответил Маркус.
— Надеюсь, — сказал Рогер Уле. — Это ты собираешься играть на ударных?
— Да.
— О'кей, но только не говори никому, что одолжил их у меня.
— Почему?
Рогер Уле покачал головой:
— Думаю, ты не будешь возражать, если мы сделаем вид, что незнакомы.
Было восемь часов вечера, и «Мэкакус М» начала свою первую репетицию. Они сдвинули мебель в гостиной, чтобы у фронтмена было достаточно места для перемещения. Сигмунд свободно читал рэп, Муна и Эллен Кристина сидели на диване под окном, а Маркус за ударными в противоположной стороне комнаты. Выяснилось, что на ударных играть не так уж сложно. Конечно, он не был супербарабанщиком, но он стучал, как мог, и помогал Сигмунду держать ритм. Тем более, как оказалось, у вокалиста возникли куда более серьезные проблемы с музыкой, чем можно было бы ожидать после его импровизированного показа мод несколько дней назад. Сейчас он исполнял собственный текст, и Маркус подумал, что Сигмунд поет, может быть, не очень хорошо, зато очень громко. Оба были в новой одежде. Маркус чувствовал себя совсем неплохо. Все-таки он не стал фронтменом и, довольный этим обстоятельством, сидел, спрятавшись за ударными. Иногда его даже настолько захватывала репетиция, что он выкрикивал коротенькое «Yo», когда чувствовал, что это подходит к тексту Сигмунда.
— Я теперь рэпер, веселый и легкий.