— Двести тысяч для вас много? — спросила я.
Он воспринял мои слова как весть о конце света через десять минут. Глаза вытаращены, на лице крайняя степень изумления. Однако шок прошел быстро. Совладав с собой, Портняжный сказал спокойно и с тихой печалью:
— Стоило мне только оставить банк, все рушится на глазах. Люди распустились вконец. Готовы все выболтать и не понимают, что из-за своей расхлябанности легко могут лишиться работы. Конкуренты сольют информацию кому надо. Дальше дело техники. Надзорным органам только дай повод, и останешься без штанов, банк наводнят проверки, средства заморозят. Служащих сократят.
— Вы не могли бы сами рассказать мне историю про ограбление, — попросила я, — может статься, что причины всех ваших проблем пошли оттуда.
— Уф! Думаю, хуже, чем есть, не будет, если и расскажу, — выдохнул Портняжный. — Вы знаете, что мне принадлежат доли в нескольких предприятиях и часть прибыли на них идет черным налом. — Поймав взглядом мой кивок, он продолжал: — Черный нал я или сразу пускаю в дело, или провожу через банк. В тот день, второго июля, мне привезли деньги молочного комбината, их собрали налом с магазинов за неделю. Аркаша до этого проигрался в казино, растратив общие деньги, поэтому вся сумма принадлежала мне. Мой сын разыскал в этот момент кое-какое оборудование, которое можно было купить по бросовой цене, а перепродать в десять раз дороже. Те, у кого оно было, по своей тупости не могли найти покупателя. Ну, чего с них взять — бригада «металлистов» с Севера, — одним словом, саранча. Резали химкомбинат. Главный там у них — сынок одного с нефтянки, чурбан неотесанный. Торговал котлами по десять миллионов, как кедровыми шишками у себя в тайге. Мой же сын нашел, кому сбыть и котлы, и насосы, и компрессоры. Ему срочно нужны были деньги. Я, естественно, сам перепроверил информацию и согласился дать ему нужную сумму за скромное пятипроцентное вознаграждение от прибыли — это где-то под сто тысяч условных единиц. Да вот незадача. Сын с деньгами заехал домой перекусить перед поездкой, а какие-то урки обчистили его прямо у подъезда, угрожая оружием. Сыну и его водителю с охранником накостыляли по первое число. Они знали, что в машине везут крупную сумму, так как не стали отбирать ни бумажники, ни украшения. У сына перстень с бриллиантами и золотые часы. Все было четко сработано. Вырвали сумку, оглушили рукояткой пистолета, и ходу.
Про деньги знал Кравцов — его я предупредил, что нужна вся сумма. Еще один нюанс — наличность привозили в разные дни, как соберут. Не по сто же тысяч возить, светиться. Знал Конюков — он присутствовал при обмене денег, знал я и мой сын. Остальным в банке было известно о приходящих суммах, но люди понятия не имели, кто и куда повезет конкретную сумму. Своим спутникам сын сказал, что заедет ко мне просто переговорить. Что в сумке, они узнали только тогда, когда ее отняли. Продавцу сказали, что к нему заедут с деньгами в этот день, но он не был предупрежден относительно точного времени, а также о том, кто их привезет и на какой машине.
Я когда узнал о похищении — всех на уши поставил. Проверили весь персонал, связи, родственников, звонки. Ноль! Чисто сработали, гады. Я потерял не только свои деньги, но и прибыль. Сделка-то ушла. Тот чурек, партнер, порезал все на металл. Видите ли, ему не хотелось возиться с мелочью. А это почти два миллиона, и сын в больнице валялся месяц с проломленной головой.
— За машиной вашего сына могли банально проследить от банка, есть тысяча вариантов, — сказала я, обдумывая его слова. — Зря вы думаете, что другие не догадывались, что в сумке. А что, если кто-то давно планировал провернуть нечто похожее и только ждал момента? Звонили с ворованного телефона.
— Мы с Иваном Евстигнеевичем организовали проверку всех работников при выходе, — сообщил мне Портняжный сухо, — копались в личных вещах, проверяли сотовые, записывали номера и владельцев. Никаких ворованных, как вы говорите, не нашли. Я был в таком состоянии из-за сына, что мне было на все плевать. Если бы кто-то не подчинился, я бы его разорвал в клочки. Обыскали даже начальников департаментов. Проверили здание сверху донизу. Отдельные комнаты просмотрели на «жучки» — я вызвал специалиста. Записи с камер — все до единой. Пробили номера телефонов. Ни одного следа!
— У него или у нее было время, чтобы избавиться от сотового, — сказала я в ответ. — Где расположены камеры наблюдения, старые работники знают, можно не сомневаться. У вас нет повода подозревать моего клиента. Остальные с ним на равных правах.
— У меня интуиция, — упрямо буркнул Портняжный.
— У меня тоже интуиция, притом женская, — сказала я не менее упрямо.
— Мне как-то на вашу женскую интуицию… — с раздражением махнул рукой он.
— А если я найду тех, кто ограбил вашего сына? — спросила я, решив пойти другим путем. — Что я получу? Можно рассчитывать, скажем, на десять процентов.
— Эка, куда хватили! — воскликнул Портняжный. В нем проснулся азарт торговца. Сузив глаза, он предложил: — Плачу один процент. Две тысячи долларов — серьезные деньги. Сколько вы получаете за месяц?
— Нехорошо считать чужие деньги, — погрозила я ему пальцем. — Семь процентов, и точка.
— Пять, — просипел Портняжный. Усовестить его не было никакой возможности. Не человек, а стальной сейф со сломанным замком.
— Ладно, пять так пять, — вздохнула я. — Теперь скажите, почему происходят убийства и покушения? Ваше мнение.
Портняжный покачал головой:
— Не знаю. У милиции куча всяких версий, но все с изъянами. Если хотели сместить меня и занять кресло председателя правления, то кандидатов уже не осталось. У Тыртышной для этого мало возможностей, да и после селекторного заседания, где я ее назначил на свое место, она не кричала от радости, а сразу справилась об охране. Леру Довлат, моего зама по связям, я никогда не поставлю на это место. У нее нет опыта. Если виноват тот, кто похитил деньги, тут тоже не сходится. Ведь мы ничего не нашли. К чему же устраивать настоящую бойню?
— А вдруг он не знает, что вы ничего не нашли, — предположила я. — Решил подстраховаться. Только странно, что он вас не добил и Конюкова. По-вашему, Конюков замешан в покушении на вас и похищении денег, тогда, следуя логике, организатор обязательно постарался бы, чтобы Андрей Кондратьевич не очнулся в больнице. Ведь он мог назвать имя заказчика, сообразив, кто его подстрелил.
— Верно, — неожиданно согласился Портняжный, и глаза его загорелись. — После отравления у меня, похоже, мозги усохли. Подозреваю всех подряд. Прямо паранойя какая-то. Какие еще версии есть? — он потер нос. — Конкуренты. Версия мне кажется несостоятельной, как и версия с недовольным клиентом, которому отказали в кредите. Меня все знают, знают о моих связях. Только полный псих посмел бы на меня наехать. Если мне посчастливиться найти этого подонка, то обещаю — умрет он страшной смертью. Я ведь по его милости, считай, не человек.
— Вы не боитесь мне такое рассказывать? — спросила я.
— Я уже ничего не боюсь, Евгения Максимовна, — ответил Портняжный с тусклой улыбкой, — посмотрите на меня. Краше в гроб кладут. Найдите, найдите его, Евгения Максимовна.