— Что ты имеешь в виду, что тебя обнаружат, — насторожилась тетя Мила, — как это обнаружат?
— Да никак, — быстро ответила я, — к слову пришлось.
— Твое дело очень опасное, да? — с нотками паники спросила она, подступая ко мне побелевшим лицом. Мне еле удалось успокоить тетю. Обувшись и чмокнув на прощание кулинарку в щеку, я выскочила за дверь.
— А вот и Евгения Максимовна к нам пожаловала! — с наигранной радостью в голосе воскликнул следователь из кресла, стоявшего напротив постели Конюкова. Его глаза при этом оставались серьезными и внимательными. — Кто говорил, что ненадолго? Или для вас четыре часа — совсем ничто? Верно, у мужчин и женщин разные понятия о времени.
Я спокойно вошла в палату, сняла с плеча сумочку, поставила ее на стул и спросила у Земляного, а не переехал ли он жить сюда, пояснив свое предположение:
— Уходила — вы тут бродили, возвращаюсь — вы снова здесь. А жена дома небось все глаза проглядела, дети плачут — где папа? Когда же он придет?
— Я что, обязан перед вами отчитываться? — язвительно спросил следователь, откидываясь в кресле. — Мы тут с Андреем Кондратьевичем выясняли несколько вопросов, потом за жизнь начали болтать. Я сижу, а сам жду, когда вы заявитесь, а вас нет как нет. Ну, думаю, надо дождаться ее непременно. Посмотреть, в каком виде она придет. Ангелина Эдуардовна меня чаем напоила.
— Что, посмотрели? — спросила я холодно у Земляного и посмотрела на клиента. Конюков, сидевший на кровати с яблоком в руке, имел усталый вид. За время моего отсутствия следователь, наверное, успел из него все жилы вытянуть. Его жена у столика наливала в бокал «Снежок» из коробки, и по ее кукольному лицу нельзя было определить, какие чувства она испытывает.
— Один нескромный вопрос, — попросил Земляной, поднимаясь с кряхтением из кресла. — Фу, черт, спина от сидения атрофировалась! — Его цепкие глаза вперились а меня почти с ненавистью. — Где вы были?
— Дома у себя, где ж еще? — изобразила я недоумение.
— Дома, значит, — зловеще протянул Земляной. — Видели только, как вы выходили из квартиры своей тети, но никто не видел, как вы туда входили, и главное — во сколько.
— Не видели — значит, плохо смотрели, — бросила я равнодушно и уже с обидой спросила: — Так вы что же, за мной следите, что ли? Я, по-вашему, преступница, что ли? Откуда такая честь?
— Не выводите меня лучше из себя! — рявкнул на меня следователь и вышел.
Я облегченно выдохнула потому, что по телевизору в этот момент шли криминальные новости города, репортаж о пожаре, учиненном с моей подачи. Только этого никто не знал.
— Анжела, сделай-ка погромче, — попросил взволнованный Конюков, услышав знакомую фамилию. Анжела подала ему бокал со «Снежком» и с пульта усилила звук. Я, сняв жакет, присела рядом на кресло, освободившееся после следователя. Камера «Новостей» показывала панораму горящего дома Хикматова, а бубнящий в нос голос за кадром объяснял произошедшее:
— Судя по всему, двое приятелей решили выпить и расслабиться после трудового дня. Чтобы было веселее, в свою компанию они пригласили бомжиху. При совместном распитии спиртных напитков у компании появилась идея проверить, хорошо ли то горючее, которым они заправляются. В специализированную лабораторию обращаться далеко, и они решили вопрос просто — плеснули водки на стол и подожгли. Результат оказался плачевным. Дом сгорел, а мужчины в больнице в тяжелом состоянии с ожогами и отравлением продуктами горения. От одного из мужчин так несло алкоголем, что в машине «Скорой помощи» пришлось открывать окна, чтобы медики сами не опьянели. Бомжиха, как показали соседи погорельца, с пожара скрылась на машине, принадлежавшей хозяину дома Хикматову Тимуру Аскаровичу. Соседи говорили, что слышали в доме стрельбу, однако за стрельбу они, видимо, приняли взрывавшиеся в огне банки с краской, которые хозяин в огромном количестве хранил дома. В данный момент пожарные уже завершают тушение огня.
— Хикматов — это тот самый, что хотел взять у нас кредит! — воскликнул пораженный Конюков, стер «снежные» усы тыльной стороной ладони, поставил стакан на тумбочку и печально добавил с дрожью в голосе: — И до него добрались!
— Почему меня, интересно, назвали бомжихой? — недовольно пробормотала я.
— Что вы сказали? — не понял Конюков, занятый своими мыслями.
— Она имеет в виду, что это ее рук дело, дом и те мужики, — пояснила Анжела, одарив меня взглядом «снежной королевы», — она дом подпалила.
— Я понял, — обиделся он за подсказку и, оправдываясь, добавил: — Я хотел сказать, зачем. За каким хреном, извините за выражение, вам это понадобилось? Менты возьмут да обвинят меня. Скажут, я вас послал, чтоб замести следы. С них станется. Вон следователь часа три, наверное, мне мозги промывал.
— Не волнуйтесь, Андрей Кондратьевич, все будет хорошо. Я близка к разгадке. — Стараясь говорить бодро и с уверенностью, я осведомилась: — Кстати, о чем вас следователь пытал?
— А, пустяки, — Конюков махнул рукой, показывая, насколько разговор был ерундовый, и смачно впился зубами в яблоко.
— А все-таки, — стояла я на своем.
— Ну, те же самые вопросы, что и в прошлый раз, — не забывая жевать яблоко, ответил Конюков. — Расспросил о руководящем составе, об отношениях в коллективе, кого я подозреваю и почему. Еще про вас расспрашивал, как нас свели и не знаю ли я, где вы в данную минуту находитесь.
— Вы сказали, что близки к разгадке, — перебила мужа Анжела, — не просветите ли нас, что это значит. Мы имеем право знать.
— Да, вы узнали что-то важное, кто все это организовал? — поддержал супругу клиент.
— Представьте себе, узнала, — гордо подбоченясь, сказала я, — но я бы не хотела об этом сейчас говорить. У меня на организатора практически ничего нет, кроме слов подонка, дом которого только что показывали по телевизору. Надо собрать доказательства, а главное, поймать наемного убийцу.
— Почему не предоставить это милиции? — ядовито осведомилась Анжела, становясь за спиной у мужа и положив ему руки на плечи. — По-моему, вы слишком много на себя берете. Сообщите, что знаете, следователю, и покончим с этим.
— Подожди, Анжела, — бросил с раздражением Конюков, — Евгения Максимовна, назовите имя организатора. Я должен знать и не отстану, пока не скажете.
— Это Вера Давыдовна Тыртышная, — ответила я.
Конюков, конечно, заявил, что знал это всегда.
— Она мне с первого дня не понравилась, похожа на мать-жабу из «Дюймовочки» — скрытная, завистливая, мелочная. Решила, гадина, со всеми расквитаться. Ох, она пожалеет о своей затее, сильно пожалеет…
— Знаете, почему я не поделилась имеющейся информацией со следователем? — спросила я у супругов. — Да потому что без доказательств они тоже ничего сделать не смогут, к тому же из милиции возможны утечки. Я не хочу, чтоб вся шайка-лейка сбежала за границу, пока в милиции будут получать всевозможные санкции.