— Хорошо, — надменно согласился старый князь. — Ты будешь слушать и молчать, — как собака.
Святополк поднимался кряхтя:
— И глаза мои будут преданные, как у собаки…
Старый князь со значением поглядел на Мстислава:
— А ты, сын, опасайся, когда советуют рабы. Гони от себя всех советчиков. И никому не говори, что будешь делать завтра, дабы враги не предвидели твои шаги…
Мстислав опустил глаза и тихонько скрипнул зубами:
— Я запомню твою науку, отец: на престоле советчикам нет места…
Старый князь принялся за еду. Он ел медленно и молча, время от времени запивая из кубка, иногда промакивая губы рушником. Когда Владимир срезал с бараньего окорока все мясо, он бросил кость в сторону Святополка:
— Ешь, пес!
Киевлянин поймал кость рукой и, не сказав ни слова, принялся обгладывать ее.
Мстислав был бледен. Ему было не по душе, как отец поставил себя по отношению к его другу, советнику. Мстислав полагал, что отец унижает и его самого. Но молчал Мстислав, ибо очень рассчитывал на помощь Владимира, — молчал до поры…
Насытившись, старый князь откинулся на спинку стула:
— Я получил твое послание, сын. И хотя иных забот у меня немало, я счел необходимым поспешить к тебе.
— Да, отец. Мне нужна помощь, — Мстислав даже не притронулся к еде, зато опорожнил уже два кубка; глаза молодого князя заметно покраснели от выпитого.
Владимир оглядел голые стены трапезной, линялые, вытертые ковры на полу, исцарапанные двери:
— Небогато живешь, сын.
Мстислав горько усмехнулся:
— Я ведь только недавно владею этим краем… Но, поверь, эти стены узнают и лучшие времена. Вот поймаю смутьяна, тогда всех крепко зажму…
Старый князь вскинул брови:
— И что, Аскольдов сын еще не пойман?
— Не пойман, отец… Он в лесу, как дома, — всякое дерево, всякий куст ему служат. Он в воде — как угорь, а в траве — как змея…
— Действительно, — покачал головой Владимир. — Столько времени не можем поймать! Сначала я ловил, теперь ты ловишь…
Мстислав воодушевился:
— Ему, видно, служит дьявол.
— Удивительно! — все качал головой Владимир. — У такого надежного преданного отца — я хорошо знаю Аскольда! — такой необузданный, своенравный, скверный сын… А что другие братья?
— Они пахари, отец.
— Это хорошо! А что Аскольд?
— Аскольда уже нет. Поговаривают, что это Глеб убил его, — глазом не моргнул Мстислав. — И мать свою убил… Но я не берусь утверждать это.
— Он отцеубийца? — изумился старый князь и задумался. — Заведется же червоточина!..
— Да, он совсем сошел с ума, — все накручивал Мстислав. — Если прежде он только буянил в селах, девок воровал и грабил на дорогах, то ныне принялся убивать. И, кажется, вошел во вкус. Заматерел Глеб. Возможно, он начал с родителей, на которых за что-то был обижен. Потом он убил десять слуг моих. Ты не поверишь, отец: вся поляна была залита кровью. Глеб устроил настоящее побоище…
Старый князь кивнул:
— Я слышал, он хороший воин. Я даже одно время имел виды на него…
— Какие виды, отец! Кабы ты видел, что Глеб недавно сотворил с Корнилом!..
У Владимира потемнели от гнева глаза:
— И Корнил мертв?.. Тот, что Рваная Щека?..
— Мертвее мертвого, — Мстислав пристукнул кулаком по столу. — Я даже не смог его сразу узнать — этого верного десятника, этого человека, которого помню с самого раннего детства, на руках которого сидел во младенчестве, с которым потом ходил в походы…
— Что Глеб сделал с ним? — заиграл желваками Владимир.
— Глеб сварил его… Лишь по рваной щеке я и признал десятника.
Потрясенный Владимир некоторое время молчал.
А Мстислав, не дождавшись его слов, сказал:
— Потому я и обратился к тебе за помощью, отец. Объединенными усилиями мы сумеем наконец покончить с Глебом.
Старый князь направил на сына тяжелый взгляд:
— Ты боишься, Мстислав?
Тот выдержал взгляд:
— Не скрою: немного боюсь.
— Тебе-то чего бояться? Ты же Глебу ничем еще не досадил…
Владимир смотрел пристально.
Мстислав пожал плечами:
— Кто знает, чего можно ожидать от безумного!
Старый князь кивнул:
— Хорошо, оставлю тебе семьдесят воинов. Больше не могу. Времена трудные. Голод, болезни… Люди бегут из княжества в княжество. Князья друг на друга злятся… Неспокойно!
— Хотелось бы больше, — вздохнул с сожалением Мстислав. — Но и на этом спасибо, отец.
— Больше? — Владимир задумчиво взглянул на окно. — Числом тут не взять! Лес большой: поглотит и две, и три тысячи воинов… Тут хитростью, умением надо брать! А всадников своих даю тебе, сын, чтоб только дух поддержать… — старый князь взялся за кубок. — Говоришь, десятерых положил? Вся поляна в крови?.. Знатный воин! Жаль терять такого, не приобретя!.. Но его еще поймать надо.
Мстислав заулыбался:
— Я знаю, как его поймать.
— Как? — ни один мускул не дрогнул на лице Владимира.
— Люди говорят, есть одна женщина… Она живет в лесу…
Старый князь кивнул:
— Да, это старая уловка! Если воина нельзя взять в бою, можно ударить в его слабое место через женщину. Но это уловка людей недостойных… Подумай о моих словах, сын. Ты правишь в этом краю.
— К уловке сей и будут прибегать люди недостойные — рабы и слуги. А я буду править.
Во время службы в церкви в этот день было многолюднее и шумнее. Священнику-греку трудно было говорить. Но он говорил, ибо сказанное от Бога да услышится, а запавшее в душу зерно, доброе начало, непременно прорастет.
Люди косились на знатного гостя в дорогих красивых доспехах. Толкали локтями друг друга:
— Старый Владимир… Тот самый! Смотри…
— Он для половцев гроза!..
Кто-то в толпе тихонько хвастал:
— Мой брат с ним на половцев ходил… Слышь! Говорит, старый князь за спину слуг не прячется! В голове идет. Как простой воин, бой принимает…
Рядом указывали пальцем:
— Сынок его, посмотри, слабже будет…
За спиной у Владимира в двух шагах стояли Мстислав и Святополк.
Святополк молодому князю в ухо нашептывал:
— Удобнее случая не дождешься. С тремя десятками всего он возвращаться будет… Догнать… Дружинников порубить… — А князя до времени в погреб… Посмотришь, как поведет себя, тогда и решишь, что с ним дальше делать…