— Идем с нами. Сначала в Киев, потом в Царьград. А там, быть может, и в Святую землю, ко Гробу Господню пойдем. Мы научим тебя вере. И ты станешь поистине силен…
Но Глеб отказался:
— У меня еще здесь есть дела.
Паломники кивнули на секиру:
— Она угнетает твой дух. Брось ее!
Глеб возразил:
— Как может угнетать мне дух то, чем я владею?
— Смирись перед невзгодами, — поучали странники. — Прости своих врагов.
— Как простить тех, кто сам никого не прощает?
— Им Бог судья! — убежденно сказали паломники.
Глеб удрученно покачал головой:
— Так сложно все по-вашему выходит. Мне проще на зло отвечать злом. Я не могу простить убийц моих родителей…
— Потому что слаб…
Глеб не ответил. Он стал на обочине дороги и смотрел в спину уходящим странникам.
Когда те скрылись за поворотом, Глеб погладил древко секиры:
— Мы с тобой еще попоем.
Глеб сел под высокую липу, которая начинала цвести, и принялся точить секиру о камень.
Прошло немного времени, и Глеб увидел на дороге большой обоз. Глеб обрадовался сначала, решив, что добудет себе сейчас пищу и утолит голод, но, когда обоз приблизился, Глеб узнал на телегах своих братьев и их семьи.
И хотя он подумал, что не стоило бы сейчас показываться на глаза братьям, ибо встреча могла закончиться дракой, все же вышел из-под липы. А секиру держал под рукой.
Обоз остановился далеко от Глеба. Братья смотрели на Глеба исподлобья и переговаривались. Они, видно, решали, как быть. Судя по тому, какой поднялся шум, многие хотели с Глебом поквитаться. Но Фома не дал случиться кровопролитию, он осадил особенно горячих и один направился к Глебу.
Фома спросил:
— Что ты задумал, Глеб? Почему здесь стоишь? Глеб ответил, что ему-то, Фоме, это должно быть известно:
— У меня повсюду кров: хоть под этой липой, хоть под сенью дубравы, хоть в дупле или в избе Аскольда. У меня всюду дом.
Фома посмотрел на брата злобно:
— Зато все мы потеряли кров из-за тебя. Мы вынуждены бежать и, как бродяги, скитаться, чтобы Мстислав не выместил на нас злобу за убитого тобой десятника!.. — Фома указал на обоз. — Посмотри! С нами малые дети и внуки, с нами слабые женщины. И ни крошки хлеба! Мы бежим в неизвестность. Может, кто-то из нас умрет. Вот к чему привело твое безумство…
Глеб ответил с достоинством:
— Приходят времена, когда становишься не властен над собой.
— Это все красивые словечки! — с досадой махнул рукой старший брат. — А вот что у тебя на уме?
— Ты бежишь ведь уже — что за дело тебе до моего ума!..
— Будь ты проклят!.. — бросил Фома и пошел по дороге.
Обоз тронулся и медленно последовал за ним. Скрипели колеса, постукивали глухо о землю копыта лошадей. Братья мрачно смотрели на Глеба.
— Будь ты проклят!..
— Наши мытарства тебе отзовутся!..
— Ждет тебя дыба, дожидается разбойника!.. Глеб провожал их суровым взглядом. Гладил крепкое древко секиры, тихо приговаривал:
— Мы с тобой еще попоем!..
Всюду по дорогам и лесным тропам рыскали малые княжьи дружины. Кое-где были устроены засады, на перекрестках дорог стояла многочисленная стража. Всех путников здесь обыскивали. У крестьян в деревнях выпытывали, не встречал ли кто Глеба, не слышал ли что о нем, не знает ли, где разбойничье логово… В лесу понарыли ям, понаделали самострелов. Много зверья понапрасну погибло в эти дни. Глеб видел в ямах кабанов и косуль, переломавших ноги или хребты, встречал в чаще смертельно раненых лосей и туров, истекающих кровью…
Но сам Глеб в ловушки не попадался — напрасно рассчитывали на удачу хитроумные ловцы. И многочисленные лучники, обыскивающие леса с цепными кобелями, не выходили на Глебов след. Видно, действительно знал Глеб лес, как собственный дом, и мог в нем с легкостью укрыться от самой злой облавной охоты.
Видя, сколь усердно взялся за дело князь Мстислав, Глеб решил на время затаиться. Лучшего места, чем озера, чем жилище на сваях в зарослях осоки, для этого не было.
Поздним вечером, отыскав в плавнях свой долбленый челн, Глеб пустился в путь. Серый сумрак окутывал его. Потом спустился туман — будто молоко пролилось с небес на озера. Туман укрыл Глеба надежно. И наконец настала ночь.
Эта ночь была ясная. Ярко сияли звезды. И луна, почти уже полная, щедрым светом заливала землю.
Не очень нравилась Глебу эта луна. Он далеко был виден в ее свете, — стоя в челне, будто столп возвышался посреди озера. Поэтому порадовался Глеб, когда случайная тучка наползла на ночное светило.
Веял легкий ветерок. Он обдувал Глебу лицо и слегка шевелил у висков волосы. Где-то далеко в лесу щелкал соловей…
Глеб неслышно погружал в воду длинное весло и доставал его из воды без всплеска. Челн скользил по озеру, как тень, как призрак. Глеб вглядывался вперед, в темноту.
Он уже видел светлеющую стену осоки над водой, а за осокой темное пятно — его обиталище на сваях…
Но что-то как будто показалось не так. Настораживало что-то… Глеб замер с веслом в руках. Долго вслушивался в тишину, вглядывался во мрак. Однако не было ни лишнего звука, ни движения.
Все щелкал в лесу соловей…
Глеб подплыл поближе. В темноте уже угадывались сваи. Но под сваями как будто что-то было на воде. Может, лодка? Глеб в задумчивости склонил голову. Слишком уж большой должна была быть лодка, чтоб занять все пространство под сваями… Глеб взглянул на небо. Не скоро еще должна была открыться луна.
Глеб направил челн в осоку. И она зашелестела чуть слышно. Глеб опять остановил челн. И стоял долго-долго. Вслушивался. Временами ему казалось, что над озером разносится приглушенными говор. А потом он думал, что это просто ветерок играет с листьями осоки.
Глеб снова опустил весло в воду. И был уже от жилища своего совсем близко, когда луна выглянула из-за тучи. И тут Глеб увидел большие лодки между сваями.
Кто-то испуганно громким шепотом обронил:
— Смотрите, это Глеб…
— Заткнись, недоумок! — зашипели сразу несколько голосов. — Все дело испортишь…
Тут Глеб понял, что это засада, — пронюхали княжьи слуги некоим образом про его тайное обиталище. И не мог не смекнуть Глеб, что силы были слишком неравны. Он прикинул: на этих трех-четырех больших лодках могли разместиться до сорока человек.
И он не стал понапрасну испытывать судьбу. Быстро развернулся и погнал челн в обратную сторону.
Стон разочарования послышался сзади. Потом громко и злобно сказали: