Осквернился и духом, и плотию,
И что делать мне ныне, не ведаю.
Сего ради взываю о милости,
Как блудница, к стопам припадавшая,
Изливаю рыдания теплые:
Изыми меня, Господи, Господи,
Из глубин моего беззакония,
Яко Пастырь Благий, не оставь меня
Претыкаться о камни погибели,
От страстей обуявших избавь меня
И отверзи мне очи духовные,
Дя воззрю я на Лик Твой божественный
И в сердечном веселии вымолвлю:
Подобает Тебе поклонение
Со Отцем и Святым Утешителем
И на всякое время хваление,
Милосердный, от твари взывающей [2] .
И этот торжественный глас Петра Отшельника как будто услышан был Господом. Едва гимн смолк, на дорогу пролился благодатный дождь. Маленькая совсем тучка наплыла на ясное небо, а дождь хлынул потоком. И людям, и животным принес облегчение.
Когда дождь закончился так же внезапно, как и начался, все воины были мокры до нитки, а от спин лошадей и волов, кои подкованы были на манер лошадей и тащили кое-какие повозки, исходил пар. И долина, в которую вошли крестоносцы, после дождя пропитанная влагой, не была столь безрадостна, как иные долины, какие они уже прошли.
Наемники, уже некогда бывавшие в этих местах, говорили, что в полутора днях пути к востоку протекает река. Но она протекала несколько в стороне от намеченного пути.
Город Никея привлекал больше.
Проведя ночь в этой долине, крестоносцы двинулись дальше. Неутомимый Петр Отшельник шел впереди; постукивал о каменистую дорогу его посох.
Скрипели колеса повозок. Поступь тысяч и тысяч воинов слышна была далеко. Бесконечно длинной вереницей растянулось по дороге крестоносное воинство. Впереди идущие не знали, что делается в конце. Стоило туркам внезапно ударить, и много могли бы они доставить бед. Но что-то турок не было видно. Это укрепляло крестоносцев в мысли, что турки, насмерть перепуганные мощью христиан, бежали в глубину своей страны, в безводные, полные змей и скорпионов степи и пустыни. Мысль эта весьма воодушевляла крестьян и прибавляла им уверенности и безмятежности. Крестоносцы начинали посмеиваться между собой над императором Алексеем, боявшимся турок и видевшим их чуть ли не в каждом углу своей спальни.
Опять кто-то видел всадников в стороне. Некоторые нетерпеливые даже пробовали погнаться за ними. Но куда там! Разве догонишь перепуганного турка!.. У тех всадников кони были будто крылатые. Они, как ветер, уносили в дальнюю даль своих седоков…
Петр Отшельник и рыцарь Вальтер поднялись на очередную гряду холмов и вдруг остановились, пригнулись. Такое их поведение сразу привлекло внимание крестьян. Они спрашивали друг друга: не знает ли кто, что там произошло.
Рыцарь велел передать по цепочке, что за холмами стоит турецкое войско — небольшое, тысячи три. И разгромить это войско не составит труда. Рыцарь велел поскорее подтягиваться и готовиться к бою. Турки как будто еще ничего не заметили: они вроде устроили привал у колодца.
Стараясь особенно не шуметь, взволнованные крестоносцы подтягивались. Говорили: наконец-то посмотрят на этого страшного турка.
— Вот вломим им сейчас! — радостно потирал руки Гийом и, подтягивая за собой молот, на четвереньках взбирался на холм.
Глеб, Волк и Щелкун тоже хотели посмотреть.
Выглянув из-за холма, увидели турок. Те, расстелив на земле ковры, развалившись на подушках, отдыхали в тени невысоких кустарников. Несколько воинов, по пояс обнаженных, доставали кожаным ведром воду из колодца и поили лошадей. Дело это продвигалось у них медленно, ибо лошадей было много, а колодец, по всей видимости, оказался мелковат.
Рыцарь Вальтер, разглядывая турок, посмеивался:
— Горе-воины! Даже стражу не выставили… Как ударим сейчас. Вот крику-то будет!..
— И коней добудем. Глядите, свежие, упитанные у них кони, — громким шепотом говорил кто-то.
Гийом показал рукой:
— А там, за кустарником, не обоз ли?
— Да, это обоз! — глаза рыцаря стали круглыми от восторга, он обернулся назад. — Эй, поспеши! Воины Христовы! Будет нам сейчас сытная трапеза.
Крестоносцы собирались под холмами, разбирали с повозок свои дубинки и косы, садились на коней — у кого те были; осторожно поднимались по склонам холмов.
Глеб видел, что вооружились даже некоторые женщины. Моника, например, крепко привязала к палке широкий кухонный нож — и это было в ее руках довольно грозное оружие. У других женщин были косы, вилы, остроги…
Глеб и побратимы сели на коней, подъехали к другим всадникам. Среди них был и Ганс на костлявой кобыле. Ганс держал в руках сучковатую дубинку. Он хмуро кивнул Глебу и ничего не сказал.
Основная часть войска уже подтянулась. На подходе остались только ослабевшие и больные.
Рыцарь Вальтер сел на коня, оглянулся:
— Готовы?..
И махнул рукой.
Рыцарь мчался впереди. За ним — остальные всадники. Тысяч восемь. Немалая сила!.. Остальные — пешие. Их повел за собой монах. Распевая аллилуйю, Петр, босой, бежал по острым камням и размахивал посохом.
Грозной лавиной крестоносцы преодолели гряду холмов и хлынули вниз. Все они громко кричали, готовясь к схватке, и вид имели столь устрашающий, что, кажется, редкий воитель не дрогнул бы при их приближении.
Турки дрогнули. Узрев внезапно высыпавшее на холмы воинство, турки бросили на месте свои ковры и подушки и устремились к лошадям. Турки были в панике. Они отталкивали друг друга от лошадей, кричали и даже не думали оказать хоть какое-нибудь сопротивление. Бежали они быстро. Кто-то прятался в кустах. Обоз бросили.
Крестоносцы пустились в преследование. Они долго ждали этого дня. И хотели показать туркам, на что способны и сколь безжалостны. Крестоносцы жаждали крови.
Турки, так и не приняв боя, уходили в глубь долины. Несмотря на панику, охватившую их, бежали они довольно организованно. И это должно бы было удивить самых разумных из крестоносцев, но очень уж были они возбуждены видом бегущего врага и разгорячены погоней.
Долина между холмами была узкая и уклонялась вправо. Турки скоро скрылись за поворотом. Всадники-крестоносцы во главе с рыцарем Вальтером вот-вот должны были нагнать их. Они уже предвкушали радость битвы, радость победы. Пешее воинство, значительно отстав, бежало за конницей.
Но, миновав поворот долины, рыцарь Вальтер вдруг резко осадил коня. И все остальные всадники стали как вкопанные.