Погромыхивали помятые крышки судков, выставляемых солдатом на стол; с плеском лился в кружку («А. Р.») отвратительно мутный чай...
Милодора вздохнула и отвернулась к окну. Она не видела, как в этот момент солдат бросил на нее украдкой сочувствующий взгляд.
Солдат вдруг сказал:
—Андрейша...
Грустное лицо Милодоры озарилось улыбкой:
—Какое странное имя.
—Андрей — если как положено, — поправился солдат и тут признался: — А вас я жалею... Меня никто так уважительно не спрашивал про имя.
—Это же обыкновенно.
—Я помолюсь за вас...
—Помолитесь? — Милодора едва заметно покачала головой. — Боюсь, что я уже наскучила Богу своими молитвами. Или час моих испытаний еще не прошел.
—Терпите. Может, все обойдется. Хотя... — солдат вздохнул, не договорив.
Несмотря на это выразительное «хотя», в глазах у Милодоры вспыхнула надежда; ошеломляющая в своей простоте мысль явилась неожиданно:
—А вы не могли бы передать записку, Андрей, одному человеку? Он живет на Васильевском...
Солдат побледнел:
—Записку?... Не положено...
—Да, да! Я понимаю. Но все же... — Милодора чувствовала: или сумеет убедить солдата сейчас, или уж не сумеет никогда. — Без помощи того человека мне никогда не выбраться отсюда... Вы сами ведь оговорились — «хотя»... — Милодора умоляюще посмотрела в глаза солдату, она взяла его за руку.
Солдат неуверенно потянул руку к себе, однако не отнял; сказал совсем тихо:
—Вы знаете, что такое «сквозь строй»?... Это когда потом мясо кусками спадает с ребер... Нет, не просите, — он кивнул на судки. — Кушайте вот лучше. А я помолюсь за вас.
И солдат, не слушая больше просьб Милодоры, высвободил руку и вышел.
Спустя полчаса, когда Милодора покончила с едой, дверь опять отворилась. Солдат Андрей вошел с непроницаемым лицом.
Сказал бесстрастным голосом:
—Велено сопроводить вас во второй номер...
У Милодоры тревожно забилось сердце: опять к Карнизову. Она поднялась со стула, глаза ее совсем погасли.
А солдат вдруг шепнул:
—Потом напишите свою записку. Передам — так и быть...
Когда Милодора вошла в номер второй, Карнизов стоял вполоборота к окну и вид имел довольно угрюмый. При появлении Милодоры взгляд его несколько оживился. Солдат, видно, побаивавшийся поручика, в нерешительности топтался за спиной у Милодоры. Карнизов взглянул на солдата почти ласково: — Пшел вон, любезный.
Андрейша вышел и тихо притворил за собой дверь.
Карнизов, по обыкновению поскрипывая сапогами, прошелся перед Милодорой туда-сюда.
—А я уж полагал, что вы не придете... что вы не желаете видеть меня, — замечание его прозвучало с неприкрытой язвительностью.
—Разве что-то зависит от униженной узницы? — выразила удивление Милодора.
Поручик едва подавил смешок:
—«Униженная узница»... Это совершенно в духе вашего романа. Не удивительно, что я, когда читал, так и слышал ваш голос... А вы чересчур романтичны — настолько романтичны, что это мешает вам жить. Но вам-то кажется, что, наоборот, помогает. Не так ли?... Вы, возможно, мните себя героиней вашего следующего опуса — этакой прекрасной таинственной узницей вроде самозванки Таракановой... Поразительно еще то, что вы верите всему написанному вами!...
—Но вы же верите тому, что написали, — Милодора кивнула на стопку бумаг, сложенную на столе.
Голос Карнизова стал жестким:
—В том, что написал я, менее всего романтизма. И если в написанном мной и есть заблуждения, то — только ваши и таких, как господинчик Остероде... — поручик раздраженно взглянул на Милодору, в рыжих глазах его будто плясали огоньки пламени. — Но оставим это... Садитесь, сударыня. Вы должны сегодня ответить на главные вопросы. И не забывайте, что от ответов целиком зависит ваша судьба, поелику судьба вершится не на небесах, а в устах говорящего...
Милодора села на стул напротив.
Она вдруг ощутила смертельную усталость. Будто что-то надломилось в ней — и было сейчас совершенно все равно, где вершится ее судьба, — на Небесах ли, в ее ли устах, или в устах говорящего на нее Остероде... Милодора, конечно, еще не была в том состоянии, когда человек ищет смерти, но уже достигла черты, когда человек не особенно смерти противится и совсем ее не боится.
—Ну-с... — Карнизов раскрыл свои бумаги и обмакнул перо в чернильницу. — Где вы воспитывались?
—Вы как будто пытаетесь доискаться корней... — слабая улыбка притаилась в уголках рта Милодоры. — Впрочем я не делаю из этого тайны. Где может воспитываться девушка из обедневшей дворянской семьи, рано лишившейся кормильца?...
—Где же? — лицо поручика было сосредоточенным и даже суровым.
—Дома. У окна на глухую кирпичную стену. На рынке за прилавком... Моя матушка торговала зеленью, и я, разумеется, помогала.
Поручик нервно сжал губы, и те побелели:
—Торговки зеленью обыкновенно не пишут романов. Вы же где-то получили образование, милая.
Милодора опять улыбнулась, но улыбнулась она воспоминанию:
—В том доме, где мы жили, были тонкие переборки вместо стен. И я, на счастье, слышала громкий голос гувернера.
—Вы хотите сказать, что тот гувернер заложил в вас некоторые... э-э... идеи? — Карнизов опять макнул перо в чернильницу. — Имя его не помните? Из поляков, должно быть, которые спят и видят во сне развалить империю?
—Из поляков? Нет. Он был француз.
Поручик поморщился:
—Хрен редьки не слаще. Лучше русского человека нет на свете... А имя, конечно, запамятовали.
—Имя вам ничего не даст. Этого человека давно уже нет в России.
—От всех французов сплошная крамола... — глаза поручика злобно, по-волчьи, блеснули. — Так какие идеи он в вас заложил — этот вольтерьянец? — настаивал Карнизов.
Милодора покачала головой:
—С его помощью я постигала основы наук. А идеи он закладывал скорее в мою матушку. Он увез ее потом во Францию... вместе с идеями.
Карнизов удивленно округлил глаза.
Милодора продолжала:
—Но это было много позже: когда я уже вышла замуж. Последнее письмо, что я от нее получила, было из Парижа... — Милодора взглянула на Карнизова. — Что вас так удивляет? Моя матушка всегда была очень хороша собой. Я удивляюсь, почему ее не увезли еще дальше. Многие не прочь улучшить свою кровь за счет русских красавиц... А идеи... — Милодора была рада разочаровать поручика. — Идеи принадлежат мне. Кое-что я черпала из книг. У Федора Лукича, моего супруга, собралась довольно обширная библиотека, если вы обратили внимание. Но не будете же вы, в самом деле, арестовывать книги. Или вы откопаете и поместите в каземат Федора Лукича?...