– Ну конечно! – Том слегка обиделся. – Я отлично знаю мистера и миссис Лиггинс.
– Мистер Лиггинс служит? Работает? У него свое дело?
– Мистер Лиггинс…
Том задумался. У него совершенно вылетело из головы, чем занимается мистер Лиггинс.
– У него капитал. Небольшой, в Лондоне. Он живет на ренту. Точно не скажу, но я слышал про капитал в трактире старика Кюсберри. Парни еще спорили, сколько фунтов у мистера Лиггинса на счету. Миссис Лиггинс – домохозяйка. Она редко выходила из дому. Такая маленькая женщина…
– А мистер Лиггинс? Вы можете описать его внешность?
– Большой такой. Вроде меня.
– Усы? Бакенбарды? Хромота?
Том молчал.
– Толстый? Тощий? Сутулый?
– Толстый…
– Полно, молодой человек, – добродушно махнул рукой Холмс. – Не расстраивайтесь. Если бы вы знали, как мало могут рассказать очевидцы… Вы видели схватку марсиан с миноносцем?
– Да, с колокольни.
– Не поделитесь ли? Мне очень интересно.
После конфуза с Лиггинсами Том был искренне рад оказаться полезным мистеру Холмсу. «Сын грома», треножники, артиллерийские батареи – он сыпал словами, не слишком заботясь о связности рассказа. Пожары, молния с ясного неба, светящееся яйцо – поражение марсиан в изложении Рэдклифа обретало черты поистине эпические. Добравшись до описания руин жилища Лиггинсов, Том умолк, тяжело переводя дух. Шея затекла: говорить через плечо, обернувшись к слушателям, оказалось труднее, чем разгрузить десяток подвод с ячменем.
Холмс кивал в такт своим мыслям.
– Как я понимаю, – спросил он, – вы забрали Дженни?
– Да.
– К себе?
– Что вы, сэр! Разве хибара грузчика – место для маленькой девочки? Да и неприлично это. Я отнес Дженни к викарию Симпсону. Он к этому времени уже выбрался из подвала.
– И он согласился взять девочку на попечение?
– Не сразу. Но тут вмешалась вдова Пристли, его экономка. «Будь я проклята, – сказала вдова, – если позволю выгнать на улицу бедную сиротку. А вам, ваше преподобие, должно быть стыдно! Господь, он все видит!» Викарию стало стыдно, и он ушел в кабинет. А экономка повела Дженни умываться… Да вот и его дом!
– Преподобного Симпсона?
– Так точно, сэр!
Ворота, за которыми начиналась мощеная дорожка, ведущая к дому священника, были заперты. Вид эти ворота, собранные из буковых досок, потемневших от времени, имели скорее декоративный. Хороший пинок распахнул бы их без труда. Декоративность подтверждалась и калиткой, расположенной рядом – встроенная в кирпичную арку, калитка, похоже, не закрывалась никогда. Над ней по своду густо вился дикий виноград. За калиткой начинался крохотный садик, где под яблонями ждал гостей дощатый стол в окружении грубо сколоченных стульев. Сам дом – аккуратное двухэтажное здание – был рыжего цвета, с оконными рамами и входными дверьми, выкрашенными белой краской. На лужайке перед домом гуляли куры: три пеструшки и одна рыжая, в тон стенам.
Мирная обстановка противоречила общей картине погрома, устроенного марсианами в Молдоне. Господь ли снизошел к верному слуге, случай ли оказался благосклонен к трусоватому викарию, но дом Симпсона ничуть не пострадал.
– Тпру! – заорал возница.
За все время это был единственный его вклад в беседу.
– Почему мы останавливаемся? – удивился доктор.
– Мистер Холмс, – вместо возницы разъяснил Том, – приехал из-за девочки. Конечно же, он захочет познакомиться с бедняжкой Дженни. Такой джентльмен, как мистер Холмс, наверняка любит детей. Он не причинит зла маленькой девочке.
– Разумеется, любит, – начал было доктор со странным выражением лица. – В особенности, лондонских беспризорников…
Но Холмс не дал ему закончить:
– В другой раз, Том. Сейчас у меня совсем другие планы.
– Идем, псидонист. Чайку заварим…
Я покорно дал Серафиме Петровне вытащить меня на кухню. Сопротивление больше не имело смысла. Нюх подсказывал: старуха теперь на нашей стороне. Да и во мне Тюня пока что не нуждалась.
– Я тут посижу, за столом. Ладно?
– Сиди, чего там…
Глядя вполглаза, как бабка ставит на конфорку музейный раритет – древний чайник со свистком – я играл с планшетом. В доме был беспарольный вай-фай, связь летала птичкой.
– Тысяча девятьсот, – сказал я.
– Что?
– Тысяча, говорю, девятисотый год.
– Не-а, – хохотнула бабка, засыпая в заварник горсть «черных индусов». – Обижаешь, псидонист. Я помладше буду. Тридцать восьмого годика, аккурат перед войной.
– Я не про вас, Серафима Петровна.
– Фимой зови. Бабой Фимой. Все так зовут.
Внезапная ласковость старухи пугала. Может, я и впрямь меньшинство?
– Я, баба Фима, не про вас. Уэллс, «Война миров». Книжка вашей Нюры. Впервые издана в феврале тысяча восемьсот девяносто восьмого года. Издательство «Heinemann». Это если не считать журнальной публикации в «Pearson’s magazine», на год раньше.
– Ишь ты! – пригорюнясь, старуха встала у окна: ждала, пока чайник закипит. – Дядька мой, Борька-рыжий, девяносто восьмого. На войне миров убитый, под Ржевом. Земля ему пухом, алкоголику! Давняя, значит, книжка. А девятисотый при чем?
– Действие книги разворачивается в тысячу девятисотом, в Англии. Уэллс вспоминает великое противостояние Марса и Земли. Вот: «Гроза разразилась над нами шесть лет назад. Когда Марс приблизился к противостоянию…» И пишет, что было это противостояние в тысячу восемьсот девяносто четвертом. Плюс шесть лет – сами можете посчитать.
– Умный, – восхитилась баба Фима. – Девяносто четыре плюс шесть… Точно! Твоему Элсу в школу бы, арифметику читать. Или гастрономию.
– Астрономию не надо. Ошибся он, на два года ошибся. Великое противостояние Марса и Земли на самом деле было в тысячу восемьсот девяносто втором. И значит…
– Вот же зараза! Детей дурит, капиталист!
– Дурит, баба Фима. И мы это запомним: формально девятисотый, неформально – девяносто восьмой. Пригодится…
– Я не запомню. У меня склероз.
– Вам и не надо.
– Из-за этого у Нюрки ум за разум зашел? Ах он, гад…
– Нет, не из-за этого. Это ерунда, обычные литераторские вольности. Тогда на такое смотрели сквозь пальцы.
Я не стал объяснять старухе, что авторская накладка, создающая разброс по времени действия, дает и мне шанс на некоторую вольность в подборе оптимальной «прописки». Тут главное: дождаться Тюни, ее выводов по точке взлома. Впрочем, я уже видел стратегию решения. Загвоздка была в мелочах. Значит, тысяча девятисотый? Время есть. Выясним взлом – локализуем место…