Среди беженцев больше не наблюдалось паники. Повозки и пешеходы двигались к морю целеустремленно, без прежней отчаянной спешки. Этому способствовал воздвигшийся на перекрестке констебль, преисполненный важности доверенной ему миссии. Он указывал беженцам дорогу и помогал советами, как лучше добраться до пристаней. Даже позеленевшая от времени бронзовая фигура эрла Бритнота с воздетым к небесам мечом заметно проигрывала в сравнении с достойным блюстителем порядка.
Контраст между мирной жизнью, возвращавшейся в Молдон, и следами недавних сражений был разителен. Вот только что колеса брички стучали по булыжникам чисто выметенной Фэмбридж-роуд: двухэтажные домики из красного кирпича, любовно подстриженные газоны и палисадники. И уже на углу солдаты и пожарные разбирают обугленные развалины, а рядом скорбно застыли несчастные погорельцы и их родственники. Перед ними на куске ветхой парусины бережно раскладывают пожитки, уцелевшие под руинами.
Тепловой луч прошелся по городу, описав замысловатую кривую. Он пощадил одни здания и безжалостно разрушил другие. Вряд ли в движении луча имелась какая-то система. Скорее всего, выпустивший его марсианин жег постройки без конкретной цели: для острастки или просто развлекаясь. В итоге часть улиц не пострадала, кое-где рухнули отдельные дома, а местами я видел сплошное пепелище.
Наконец наша бричка свернула на Мермейд-уэй и остановилась, не доезжая десяти ярдов до перекрестка с Оук Клоуз. Развалины углового дома ограждали колышки с натянутой на них красной лентой. Внутри этого символического ограждения трудилась шестерка солдат под командой капрала. Согласно приказу капитана Уоллеса, они с предельной аккуратностью разбирали завал из балок, местами превратившихся в уголь, и битого кирпича – все, что осталось от дома несчастных Лиггинсов.
Холмса развалины, как ни странно, не заинтересовали. Выбравшись из брички, он решительно направился прочь по Мермейд-уэй. Буквально через два дома город заканчивался; за дорогой начинались поля, простиравшиеся на несколько миль. Не переходя дороги, мой друг остановился, изучая нечто на юго-востоке. Я подошел и, встав рядом, проследил за взглядом Холмса.
На расстоянии около мили посреди широкого поля высились пять марсианских треножников. Впервые с момента памятного сражения, свидетелем которого мне довелось стать, у меня появилась возможность как следует рассмотреть эти жуткие и удивительные машины. Их чуждость сразу бросалась в глаза. По спине у меня пробежал холодок, несмотря на жаркий июньский день. Я замер, не в силах отвести взгляд от треножников, пораженный застывшим совершенством и убийственной целесообразностью механизмов. Три аппарата выглядели невредимыми, их броня ярко блестела в лучах солнца. Еще один почернел и обуглился, а последний потускнел, утратив свой металлический блеск, и походил скорее на каменное изваяние.
– Весьма нерациональная конструкция, – нарушил молчание Холмс.
– А я как раз подумал, насколько они совершенны, – в растерянности произнес я. – Что же в них нерационального, Холмс?
– Способ передвижения. Нет, сама по себе идея использовать механические ноги вместо колес – замечательна! Но почему три ноги? Почему не четыре, как у большинства животных? Не шесть, как у насекомых? Не восемь, как у пауков или тех же спрутов, на которых, если верить газетам, похожи марсиане? Природа не зря наделила свои творения симметрией и четным количеством конечностей. Перемещение на трех ногах ей чуждо. Мне кажется, эти машины должны передвигаться, как одноногие калеки на костылях.
Он задумался, и я, опасаясь сбить Холмса с мысли, не стал говорить, что видел, как двигаются марсиане. И что их перемещение меньше всего напоминает шаги калеки на костылях.
– Впрочем, я могу и ошибаться, – сообщил мой друг, выйдя из задумчивости. – Хотел бы я увидеть их машины в движении!
В этом был весь Холмс. Предмет интереса мог полностью поглотить его изощренный ум. При этом он и знать не хотел, какую смертельную опасность представляет действующий марсианский треножник!
– Возможно, управлять шагающей машиной с бо́льшим количеством ног слишком сложно, – бормотал тем временем Холмс, разговаривая сам с собой. – Потому они и избрали трехногую конструкцию…
Он замолчал, бросил последний взгляд на треножники, застывшие в поле, и резко развернулся.
– Впрочем, у нас есть дела поважнее, – заявил он другим тоном. – Приступим к осмотру места происшествия.
После созерцания марсианских механизмов Холмса охватил приступ деятельной активности – подобные вспышки, присущие моему другу, я не раз имел возможность наблюдать. Как выяснилось, Том жил совсем рядом – он указал нам свою хибару, видневшуюся в конце проулка. Холмс послал его обойти окрестные дома, дабы выяснить, кто из соседей сейчас дома, и попросить их никуда не уходить в ближайший час. Меня он отправил пройтись по Оук Клоуз, фиксируя все разрушения, какие мне попадутся по пути. В первую очередь – причиненные огнем, а также всё прочее, что покажется мне необычным или просто заслуживающим внимания. Сам же Холмс решительно перешагнул через ограждающую ленточку, предъявил капралу бумагу, полученную от капитана Уоллеса – и через минуту уже рыскал вокруг развалин, живо напоминая ищейку в поисках утерянного следа.
Своих способностей я не переоценивал. Мне никогда не сравниться с Холмсом в наблюдательности и умении делать выводы. Скорее всего, мой друг дал мне это поручение лишь для того, чтобы я не чувствовал себя лишним. Тем не менее, я вознамерился в точности исполнить инструкции Холмса. Я шел не торопясь, внимательно осматривая уцелевшие постройки. За тремя каменными домами следовали два деревянных; в конце проулка, в тупике, стояла хибара нашего приятеля Тома. Никаких следов огня и разрушений я не обнаружил, как ни старался, и повернул обратно, двинувшись по противоположной стороне улицы.
В траве у забора белел обрывок бумаги. Я сразу припомнил рассказ капитана Уоллеса. По его словам, марсиан под Молдоном остановили совершенно необъяснимым способом. Вернее – разными необъяснимыми способами. Два или три треножника взорвались, словно в них угодили артиллерийские снаряды. В один с чистого неба ударила молния. Еще один рассыпался в прах, насквозь проеденный ржавчиной в считанные секунды. Три сожгла и расплавила огненная стена. Откуда она взялась, никто не знал. Какой-то механизм, словно по волшебству, обратился в камень. Остальные выглядели целыми, но сидевшие в них марсиане погибли. Кучки пепла, лужа дурно пахнущей слизи – все, что осталось от захватчиков.
Источник силы, поразившей марсиан, был известен – сияющий кокон, всплывший над домами. В коконе якобы находилась девочка Дженни, племянница погибших Лиггинсов. Кокон не мог быть галлюцинацией – его наблюдали десятки, если не сотни людей. Я и сам видел его издалека, с берега Вайрли Ченнел.
Оптический феномен, вроде миража в пустыне?
Как ни крути, Дженни была причастна к случившемуся. Рано или поздно Холмсу придется поговорить с ней, сколько бы мой друг ни откладывал эту беседу. Свидетели, в частности, Томас Рэдклиф, утверждали, что в кулачке Дженни сжимала обгорелый листок бумаги. Мелочь, не заслуживающая внимания на фоне случившихся событий? Однако капитан Уоллес счел необходимым сообщить о листке своему начальству. Листок настолько заинтересовал Майкрофта Холмса, чей ум не уступал уму младшего брата в мастерстве делать выводы, что в телеграмме от Майкрофта значилось: «Ключ – девочка-сирота. Страница из книги.»