– Есть какие-нибудь поручения? – обычно спрашивала Штеффи.
Иногда нужно было отнести на почту письмо или сходить в магазин, если жена доктора забывала что-то заказать заранее. На лето продавец магазина нанял мальчика-курьера, развозившего на велосипеде с корзинкой спереди товары для отдыхающих. Достаточно было только позвонить и сделать заказ.
Если требовалось сходить на почту или в магазин, Штеффи обычно брала велосипед. Она крепко привязывала поводок к раме, и Путте бежал рядом. На узких тропинках, где трудно было проехать на велосипеде, она давала ему передышку. Путте принюхивался, фыркал и усердно тянул поводок. Штеффи приходилось чуть не бежать, чтобы успевать за ним.
Ей не позволяли отстегивать поводок и отпускать Путте, но бывало, она все же делала это. Путте очень любил приносить палочки, которые Штеффи ему бросала, и всегда приходил на зов. Если Штеффи садилась на камень, он обычно подбегал и клал голову ей на колени. Так он просил, чтобы ему почесали шею и за ухом.
Когда Штеффи возвращалась с Путте домой, жена доктора и Карин с женихом обычно пили утренний кофе в саду за столом, который дядя Эверт поставил в укромном уголке. Доктор вернулся работать в Гётеборг и приезжал только на выходные. Где пропадал Свен, Штеффи не знала. Она думала, что, наверное, он долго спит по утрам.
Но однажды утром, бродя с Путте по зарослям голубики и сухого прошлогоднего вереска, Штеффи увидела Свена. Он стоял на валуне и смотрел на море. Какая удача, что Путте в этот момент был на поводке. Штеффи боялась, что кто-нибудь из семейства доктора увидит, что она позволяет ему бегать без привязи, и ей не разрешат больше с ним гулять.
– Привет, – крикнул Свен. – Какое потрясающее утро!
Штеффи не находила в этом утре ничего особенного. Светило солнце и с моря дул легкий ветерок.
Путте тоже заметил Свена и оживился. Свен спрыгнул с камня и подошел к ним. Путте прыгал у его ног и хотел, чтобы его приласкали.
– Привет, Путте, привет, приятель…
Свен потрепал пса, но не так нежно, как обычно делала Штеффи, не игриво, а грубовато.
– Ты можешь отстегнуть поводок, – сказал Свен. – Сейчас он не убежит далеко.
«Он никогда не убегал от меня», – подумала Штеффи, но вслух ничего не сказала.
Свен перестал играть с Путте и присел на край валуна. Его ноги преградили Штеффи тропинку. Она подняла конец поводка и остановилась.
– На море можно смотреть бесконечно, – сказал Свен. – Оно постоянно меняется.
– Ну да, – ответила Штеффи. – Это зависит от погоды.
Ей хотелось, чтобы Свен подвинулся, и она смогла пройти.
– Тебе не нравится море?
– Оно такое большое. Было бы лучше, если бы это был не остров. Тогда бы чувствовалась связь миром.
– С чем?
– Со всем миром. С людьми. С городом.
– Как долго ты здесь?
– С августа. Десять месяцев.
– А твоя семья?
– Мама с папой остались в Вене. Моя младшая сестра здесь, хоть и в другой семье.
– А эти Янсоны, у которых ты живешь? Они хорошие?
– Хорошие, – сказала Штеффи.
– Ты не такая, как они, – сказал Свен. – Это не значит, что ты должна быть одна.
Путте повизгивал и дергал поводок.
– Мне пора идти, – сказала Штеффи.
– Подожди, – попросил Свен. – Я прочту тебе кое-что.
Он снял свой маленький рюкзак и принялся рыться в нем. Он вытащил мятый пакет с бутербродами, термос и рубашку, и наконец достал толстую книгу, которая лежала на самом дне.
– Это на английском, – сказал Свен. – Ты знаешь английский?
– Нет.
– Ничего. Я переведу.
Он полистал и нашел, что искал.
– Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе: каждый человек есть часть Материка, часть суши…
Штеффи стояла, совсем притихнув, и слушала. Голос Свена звучал не так, как когда он говорил, гораздо глубже и спокойнее.
– …смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе.
Свен замолчал и поднял от страницы взгляд. Какое-то время они оба молчали. Затем Свен закрыл книгу.
– Вот, – сказал он. – Но ты, наверное, слишком мала, чтобы понять.
– Я поняла, – сказала Штеффи. – Кто написал эту книгу?
– Один американец, Эрнест Хемингуэй, – сказал Свен. – Но то, что я прочитал, была цитата из поэта Джона Донна, жившего в XVII веке в Англии. Когда ты станешь постарше и выучишь английский, сможешь прочитать всю книгу.
– Я не выучу английский, – сказала Штеффи.
– Почему? Тебе легко даются языки, это заметно по твоему шведскому.
– Я окончила школу, – сказала Штеффи. – Осенью я просто пойду на школьную кухню. Мне не разрешили учиться дальше.
– Жаль, – сказал Свен. – Тебе стоит учиться. Читать, думать, писать.
Он сунул книгу и другие вещи в рюкзак.
– Если хочешь, можешь брать у меня книги, – сказал он. – У меня есть какие-то с собой, и я могу попросить папу привезти еще из города. Немецкие книги тоже могу дать, если хочешь.
– Спасибо, очень хочу.
– Заходи ко мне, если хочешь. Ведь это в твоей комнате я живу?
– Да.
– Это ты повесила картину, которая там висит? – спросил Свен.
– Нет, – твердо ответила Штеффи.
– Я отвернул ее к стене, – сказал Свен. – Не говори это фру Янсон. Если хочешь, я могу случайно уронить ее на пол, чтобы она разбилась.
Штеффи рассмеялась.
– Не надо, – сказала она.
Свен снова стал серьезным.
– Однажды ночью, когда в комнате было слишком жарко, я открыл вентиляционную трубку и заметил, что она чем-то забита. Это оказался скомканный лист бумаги. Письмо. Должно быть, твое, потому что на немецком.
То письмо, которое Штеффи написала в первый вечер на острове, письмо родителям. «Приезжай и забери меня, мама, иначе я умру». Штеффи покраснела.
– Я не читал его, – сказал Свен. – Слово чести. Вернуть тебе его?
– Нет, – ответила Штеффи, – выбрось его или сожги. Но не давай никому прочитать. А теперь мне пора. Путте волнуется.
Когда Штеффи отошла немного, Свен крикнул:
– Скажи еще раз, как тебя зовут?
– Стефания.
Она не знала, почему не сказала просто «Штеффи». Возможно, потому что «Стефания» звучало более взросло.
– Красивое имя, – крикнул Свен. – Пока, Стефания.