— С севера на юг!
Эрик мог перечислить все фьорды, по ему надоело тараторить одно и то же. Он знал, что, как только он назовет самый южный фьорд, последует следующий вопрос: «Какие горные породы есть в Бухюслене?» или «Назови все города области, начиная с самого крупного». Эрик знал все ответы, он легко запоминал подобные факты, но это было так скучно. Он отвечал только ради того, чтобы угодить дяде Карлу. Он понимал, что есть куда более интересные вещи, и хотел, чтобы дядя Карл тоже понял это.
— Мне не очень нравится просто перечислять названия, — сказал Эрик. — В моей школе в Гётеборге фрекен хотела, чтобы мы знали больше. Она просила, чтобы мы сами узнавали, что творится под водой, какие где водятся рыбы и звери.
Дядя Карл свернул свой протокол допроса и медленно встал со стула.
— Что ты хочешь сказать? Твоя фрекен хотела, чтобы вы учились сами?
Эрик засомневался, правильно ли дядя Карл его понял.
— Да, она говорила, что человек лучше понимает то, что выяснил сам.
Дядя Карл задвинул стул.
— Ты хочешь сказать, что твоя фрекен учила тебя лучше, чем я?
Смотритель медленно надвигался на мальчика.
— Ты хочешь сказать, что городская вертихвостка, болтающая об окунях и макрели, знает больше, чем я?
Он остановился перед Эриком, уголки его рта дергались.
— Ты хочешь сказать, что маячный смотритель Карл Нурдстен неправ?
Брызгая слюной, он зашипел:
— Знаешь что, мальчишка, на этот раз ты зашел слишком далеко.
Он схватил Эрика за ухо и подтащил к столу.
— Снимай штаны! — рявкнул он и сильно дернул мальчика за ухо.
Эрик быстро снял подтяжки и начал расстегивать пуговицы. Смотритель отпустил ухо и грубо приказал:
— Нагнись!
Эрик не мог сопротивляться, он прислонился к столу, ожидая первого удара. Но так дяде Карлу было неудобно. Стол был высокий, и попа Эрика оказалась слишком низко.
— Не двигайся, — прорычал смотритель. — Я сейчас задам тебе такой урок, который ты не скоро забудешь.
Он повернулся к закрытой двери, ведущей в кухню, и заорал:
— Тура, дай табурет!
* * *
Тура слышала, что Карл зовет ее, но она зажала во рту восемь булавок и не могла ответить. В кои-то веки Карл разрешил ей купить ткань Бленде на платье. Но он не пустил ее в Гётеборг и купил ткань сам. Туре не нравились ни качество, ни цвет материала, но это было лучше, чем ничего. Ей бы только немного времени — и Бленда ходила бы настоящей красавицей.
Тура думала сделать юбку подлиннее, ведь Бленда уже большая и вполне может одеваться, как взрослая женщина. Но слишком много оставлять тоже не стоило, чтобы не трепался подол. Поэтому сейчас Бленда стояла не табуретке в полуготовом платье, а Тура ползала вокруг нее на коленях и подкалывала подол.
— Тура! — снова заорал Карл, и по его голосу Тура поняла, что ждать он не намерен.
Она выплюнула булавки и ответила:
— Да, Карл, что ты хотел?
— Табурет!
Табурет? Тура ничего не понимала.
— Дай мне табурет!
Тура все еще стояла на коленях, когда дверь распахнулась и показался Карл.
— Ты что, не слышишь, что я тебе говорю? — он злобно сверкал глазами.
— Конечно, слышу, — попыталась его задобрить Тура. — Но я держала во рту булавки. К тому, же на табурете стоит Бленда. А зачем он тебе понадобился?
Глаза Карла сузились, рот сжался в тонкую полоску. Он захлопнул за собой дверь и встал перед Турой, широко расставив ноги.
— Не твое дело.
— Бленда, — сказала Тура, чувствуя, что голос ее дрожит. — Бленда, слезь, пожалуйста.
— Не слезу.
— Не глупи, Бленда.
— Почему мы вечно должны его слушаться? У тебя что, больше нет своей воли, мама?
— Ну все, с меня хватит! — заорал смотритель. Он подошел к табурету, на котором стояла Бленда.
Чувство ликования охватило Бленду, когда она увидела, как этот высокий мужчина на секунду засомневался. Она знала, что он подумал о том же: сейчас Бленда была его выше, и, чтобы встретиться с ней взглядом, ему пришлось задрать голову. Она знала, что это решающий поединок.
— Немедленно слезай!
— Не слезу!
Смотритель схватил Бленду за руку. Она не двинулась с места. Хочет стащить ее силой — пожалуйста. Добровольно она не слезет.
Смотритель все крепче сжимал ее руку. Но когда дверь в гостиную по своему обыкновению со скрипом отворилась, смотритель кинулся было ее закрыть. Он двигался быстро, но все же не настолько, чтобы Тура и Бленда не успели заметить маленькую дрожащую фигурку со спущенными до колен штанами.
— Карл! — воскликнула Тура. — Что происходит? Почему Эрик без штанов?
Она поднялась с колен и стояла теперь между смотрителем и дверью.
— Если ты собирался выпороть моего сына, то знай: пока я жива, никто не поднимет руку на моих детей. Если ты тронешь Эрика, я заберу детей и мы уедем отсюда со следующим же лоцманским катером. Так и знай. И немедленно отпусти Бленду.
— Да что ты несешь? — сказал смотритель, но Бленда слышала, что его голос звучит уже не так уверенно. — Ты уедешь? Да куда ты подашься? У тебя ничего нет. Ты зависишь от меня. Вы будете жить там, как последние бедняки, еще хуже, чем раньше.
— Мы отлично справлялись раньше, справимся и теперь, — сказала Тура. — Правда, Бленда?
— Да, мама, — ответила Бленда, и на душе у нее потеплело.
Бленда следила за Турой взглядом, когда та прошла в гостиную, склонилась над Эриком, надела ему брюки, как маленькому, и застегнула их. Она видела, как мама что-то шепчет ему, она не могла разобрать слов, но догадывалась, что та обещала, что смотритель Нурдстен не будет его бить. Ни сейчас, ни когда бы то ни было.
* * *
Карл Нурдстен не верил своим глазам. Его, смотрителя маяка и хозяина этого дома, выставили последним идиотом, а женщина, от которой он ждал солидарности и поддержки, посмела в открытую прекословить ему. Мало того, она еще и потворствовала своим невоспитанным детям, подстрекала их пойти против его воли. Даже не побоялась шантажировать его, когда он хотел наказать Эрика за упрямство.
Неужели она не понимает, что он желает мальчику добра? Детей нельзя не наказывать. Иначе как они станут порядочными и ответственными людьми? Такими, как он сам, Карл Нурдстен.
На табуретке, уставившись на него, стояла Бленда. Он видел злорадство в ее глазах, ведь он по собственному опыту знал, как приятно поставить кого-нибудь на место, приятно настолько, что дух захватывает. Но сейчас это чувство испытывал не он. Как же ему хотелось влепить девчонке оплеуху за этот наглый взгляд. Но Тура пригрозила ему, она связала ему руки, и теперь он никогда не сможет приструнить ее неотесанных детей.