Кидаться к берегу и пытаться на него высадиться – бессмысленно. Расстреляют, как в тире. Атаковать в лоб – пусть и геройское, но тоже напрасное действо. Ничего кроме усиленного рёва радующегося врага это не принесёт. К тому же при обмене двумя последующими залпами мини-отряд Кремона лишился последних своих стрелков. Оба были убиты наповал попавшими в них мраморными шарами и арбалетными болтами. Оставался ещё один легко раненный в плечо порушник, но без возможности задействовать руку он не мог поднять тяжеленную керечесу и попросту лежал, прикрываясь высоким бортом кормы. Ещё один сентег, казавшийся мёртвым, оставался живым, но его страшные раны не гарантировали ему и нескольких минут жизни. Сидящая за спиной северянина Ягуша продолжала вести безостановочный огонь из своего магического ружья.
Что ещё оказалось важным: у врага, видимо, закончились припасы к керечесам. Потому что они дружно отставили свои ружья и ухватились за арбалеты.
Конечно, энормианин, продолжая управлять плавером, попытался предпринять нечто экстраординарное. Иначе говоря, решил садануть таким огненным ударом, в котором не пожалел соединить сразу шесть вынутых из Жемчужного ордена сил. И когда невероятный по размеру шар полетел врагам навстречу, те всё равно не могли не присесть от страха, хоть и знали о своей безопасности, надеялись на неё. В нормальной обстановке подобный сгусток магической энергии мог разнести вдребезги и троекратно больший по размерам, но деревянный корабль. Тогда как поделка Древних даже не покачнулась от рассеявшегося в пространстве комка пламени. Только страшный рёв и грохот разнеслись по горам в виде остаточного действия.
Если бы хоть кто-то среди врагов пострадал! Если бы хоть кто-то сгорел! Тогда Кремон не пожалел бы и десятка оставшихся у него и уже заготовленных для удара сил. Но никто из верноприличников даже не почесался, наоборот, все злобно завыли, досадуя на себя за проявленный страх, и вновь бросились заряжать свои арбалеты. А кто уже имел заряженное оружие, стал поднимать его в сторону людей.
Вот тут Познающая несильно ударила своего супруга локтем по спине:
– Не оборачивайся больше! И давай, двигай на всей скорости под мостом! – Голос её усилился, переходя в грохот падающей лавины. – Давай, любимый! Не бойся, я с тобой! И люблю тебя – больше жизни! Вперёд! Мы прорвёмся! Потому что я верю в твою любовь!
Она ещё что-то кричала, но Кремон и в самом деле решился прорваться под мостом на ту сторону Барьера. Всё равно ничего иного не оставалось. Лучше рискнуть с неведомым, чем сложить головы в заведомо проигрышной ситуации, от рук ненавидимых врагов. Ведь можно и собственной смертью насмеяться над супостатом, оскорбить его, но в любом случае не дать возможности поиздеваться над телом своим и любимой.
Да и до мёртвой, неподвижной воды Барьера оставалось не более десяти метров.
Последнее сомнение развеял раненый порушник, выкрикнувший от заднего борта:
– Вперёд, Кремон! Только вперёд! Я прикрою вас!
Невменяемый направил артефакт Древних сквозь Барьер. Или, как его называли сентеги, – сквозь Шанну. Услышал, как сзади в последний раз выстрелила керечеса, да почувствовал тело сентега, вместе с добавочными магическими щитами прикрывшее его спину.
Удар в сразу занемевшее плечо заставил плавер вильнуть. И несколько болтов вспенили воду как раз в пределах Барьера.
Мелькнула мысль:
«Как же меня ранили, если сентег меня прикрывает?..» – Но максимально возможную защиту, созданную из десятка упрятанных в Жемчужный орден сил, воздвиг вокруг себя, Ягуши и последнего остающегося на ногах порушника.
И в следующий миг плавер вонзился в Шанну. И мир вокруг рухнул. А время остановилось…
Только время не просто так остановилось. Да и мир не столько рухнул, как вдруг преобразовался для Кремона в страшную мрачную пропасть, в которую он стал падать. Ну и в самом начале этого падения человек попытался закричать. Скорей чисто непроизвольно попробовал высказать всю ту душевную боль, которая сопровождает разумное сознание в последние мгновения жизни.
Не успел… Не сумел… Проиграл… Не справился… Не защитил…
Многие и многие сотни обидных укоров самому себе теснились в гортани и требовали немедленного выхода. К ним присоединялись тоска, гнев, печаль, злость, сожаление, раскаяние, любовь, горечь утраты и многие, многие другие чувства. Последний всплеск умирающего разума. Последний вопль умирающей души. Последняя попытка высказать миру о его несправедливости, коварстве и холодном безразличии к искоркам разумной жизни.
Умирающий человек напрягал все свои силы, чувствовал, как рвутся грудные мышцы и мышцы гортани, но… Но ни единого звука так и не смог выдавить из себя, как ни старался.
«Значит, я уже умер, и смерть выглядит именно так… – удивительно отстранённо подумал Невменяемый о собственной кончине… – Наверное, я свалился в воду и теперь попросту тону. Точнее говоря, тонет моё тело, а вот моя основа, связанная с мирозданием, наверняка возвращается в него обратно. Только почему вокруг всё так мрачно? И почему я всё-таки падаю вниз? И почему тело всё-таки ощущаю? Или это – просто наработанная память, как человек, потерявший руку, ощущает, как он двигает её пальцами?.. Да и вообще, разве может моё зрение существовать произвольно от всего иного разума?.. А судя по тому, что я вижу и ощущаю несколько разные вещи – может. Либо… я уже преобразовался в нечто совершенно иное, чем был раньше…»
Но всё с большим и большим удивлением человек осознавал, что продолжает именно падать. И именно в пропасть. В глубокую, похоже, совершенно бездонную пропасть. Вот только не всем телом падал, потому что оно осталось где-то в ином мире, а только сознанием.
Постепенно взгляд стал выхватывать некие иные по структуре или освещённости стены. И что поразило: эти отличные от окружающего пятна проносились мимо то безрассудно быстро, то с некоторым замедлением. А как такое могло быть? Только если падение было неравномерным или пятна сопровождали падающее, уже умершее сознание.
Наверное, умственная деградация уже сделала своё дело в исчезающем Я, потому что стало совершенно безразлично, что случилось в мире живых и кто, по каким причинам погибнет там за ближайшие миллионы лет. Вместо этого захотелось только трех вещей: покоя, ласкового лучика Занваля и последний раз представить перед собой желанное личико своей любимой. Увы! Ягуши почему-то не отыскалось в памяти. Хотя скорей всего и памяти, как таковой, не существовало.
А вот пятнышко странного света вдруг мелькнуло в пределах зрения! Понять, что это такое и принадлежит ли Занвалю, сразу показалось делом бессмысленным. Но, присмотревшись чуточку вперёд, по ходу своего падения, Невменяемый узрел новое пятнышко. Когда пролетал мимо, постарался присмотреться и понял, что падение при этом замедляется. Или, опять-таки, само пятнышко не спешит проноситься мимо.
«О! А вот ещё одно! Хм… Промелькнуло… – пытался рассуждать человек. После чего догадка переросла в уверенность: – Но это – явно свет! Словно маленькое окошко в иной мир. А если это так, то нельзя ли заглянуть туда? Может, и ухватиться за него удастся? Ах, да! Тело-то у меня отсутствует…»