Над тетушкой Варварой он постоянно подшучивал. Встретив ее в моей комнате, каймакам хмурил брови и, давясь от смеха, произносил:
— Барышня, опять ты здесь? Меня мучают подозрения, что ты охладела к покойному Кегаму и влюбилась в этого юношу.
Если бы старая дева отвечала шуткой, вопрос был бы закрыт и, вероятно, каймакам больше не возвращался бы к нему. Но тетушка Варвара воспринимала все всерьез. Иногда мы часами смеялись над ее смущением или гневом.
Да как же каймакам-бей мог такое подумать! Не пристало видной персоне, немолодому, вдобавок образованному человеку, рассказывать небылицы! Как может пятидесятилетняя тетушка Варвара, которая совсем потеряла интерес к жизни, думать такое о маленьком ребенке? Если она и любит меня, то как младшего брата, как собственного сына.
Каймакам дарил мне книги. Для бедняги они представляли гораздо большую ценность, чем новый костюм. Он радовался, видя, как «Рафаэль» в моих руках пачкается и разваливается на части. Ведь это значило, что я становлюсь читающим человеком.
Из свертка каждый раз появлялся роман или сборник стихов, написанный понятным языком. Каймакам клал его рядом со мной и начинал говорить:
— Как там «Иффет», которого я оставил в пятницу?
— Прочитал.
— Смотри не лги мне...
— Зачем же мне лгать, господин?
— Говорить, что ты прочел, если ты не читал, — это серьезный обман, так и знай. Смотри, если я тебя на чем-то подловлю... А ну, как звали доктора в «Иффете»?
Я с улыбкой называл имя доктора, а затем и других героев романа.
— Молодец, ты становишься таким, как мне всегда хотелось. Что поделать, для этого нужно было, чтобы ты сломал ногу.
«Несчастье порою благо приносит».
— Скоро я встану на ноги, господин.
— Я найду решение... Разве ты не ссыльный? А я разве не начальник этого уезда? Значит, все нити в моих руках. Наведу клевету, напишу на тебя донос и посажу тебя в тюрьму, дескать, «на основании фактов, доказывающих, что ссыльный пытался совершить побег». Волей-неволей будешь читать. Я считаю, что страна не пришла бы в такое состояние, если бы мы хоть немного читали. Ну да ладно, сегодня я принес тебе «Сына воина» [44] , прочти обязательно. Его герой — военный, как и твой отец. Лейтенант-пехотинец, но совсем еще молодой. Там еще есть благородная, набожная девушка. Он сражался в 313-й битве [45] , получил ранение и стал хромым, но она все равно хочет выйти за него замуж. Там есть одна великолепная сцена. На свадьбе девушка берет мужа под руку так, чтобы его хромота не была заметна, а потом сводит его вниз по ступенькам, будто на крыльях несет. Не передать!
Каймакам походил на уличного торговца, который, сидя на углу, продает с лотка средство от мозолей или мыло, которое отстирает любые пятна. Убедившись, что ему удалось пробудить во мне какой-то интерес, каймакам принялся давать обещания на будущее:
— Ты только прочитай это... А потом я принесу тебе настоящие произведения искусства... «Джезми» [46] твоего тезки, великолепный роман одного измирского юноши «Голубое и черное» [47] . Прочтешь их и поймешь, что за штука этот мир.
Каждый раз каймакам спрашивал у меня имена героев какого-нибудь романа, и, хотя мне удавалось более или менее успешно выдержать экзамен, я вновь возвращался к Рафаэлю, а другие книги только пролистывал.
Пару раз каймакам приносил не книги, а свежевыловленную рыбу из Кюллюка. Чудной человечек настаивал, чтобы ее внесли в комнату и показали мне, затем звал служанку, которая не знала турецкого, и после долгих объяснений на пальцах вручал ей пакет.
В рыбные дни Селим-бей всегда оставлял каймакама ужинать и обязательно подшучивал над ним:
— Каймакам, знаешь ведь, что тебя не выгонят, пока не отведаешь принесенной рыбки! А если я и попытаюсь тебя выпроводить, все равно не уйдешь. Так почему же ты не сообщаешь домашним о своих планах, ведь вечером тебя все ищут?
То и дело доставая часы, каймакам вопил: «Я опаздываю» — и каждый раз выкраивал для себя еще десять минут последней отсрочки, поэтому мы нередко расставались далеко за полночь.
Этот пожилой человек в полном смысле слова не был ни веселым, ни умным, ни знающим, ни поэтом. Любым качеством этот бедняга обладал в неполной мере. Даже ростом не вышел. Однако одним своим видом он сулил людям неизведанное, давал надежду. И вы неизбежно с удивлением обнаруживали, что часы, проведенные в его обществе, чрезвычайно насыщенны и пролетают незаметно.
Думаю, если бы встреча с ним была возможна теперь, он вновь заставил бы меня бежать впереди, подгоняя своим воодушевлением. И сумел бы пробудить во мне надежду, несмотря на то что в мире пятидесятилетнего человека почти нет места тайнам и волшебству.
* * *
Я гостил у Селим-бея вторую неделю. Была поздняя ночь, и я уже затушил свечу в ночнике, как вдруг в доме началось странное движение. Во дворе без умолку лаяла Флора, хлопали двери комнат, из прихожей доносились громкие голоса.
Иногда по ночам за городом происходили стычки между контрабандистами, везущими табак, и патрульными, а на следующий день становилось известно, что несколько человек погибли или получили ранения. Поначалу я подумал, что к Селим-бею привезли тяжело раненного, который мог бы не перенести дороги до городской больницы. Но вот что странно: в доносившемся снизу шуме женские голоса звучали отчетливее, чем мужские. Через некоторое время говорящие переместились из прихожей в верхнюю гостиную и продолжили беседу по-гречески. Разумеется, я ничего не понимал из их слов. Однако Селим-бей был в ярости, а старшая сестра задыхалась от волнения.
Самое удивительное, что в этом споре принимала участие служанка, которая, не обращая внимания на Селим-бея, продолжала говорить, хотя он время от времени кричал «Sopa».
В этот момент я различил знакомый голос — это была Афифе — и сразу все понял.
Бедная младшая сестра и в этот раз не смогла долго оставаться в Измире, и только Аллах знает, после каких событий бежала она как от огня, чтобы ночью с трудом добраться до Миласа.
По правде говоря, в этот час меня гораздо больше заботило собственное положение, чем трагедия этой несчастной молодой женщины. По всей вероятности, я занимал ее комнату. В этот момент ей конечно, найдется место для сна, в этом я не сомневался, но в дальнейшем было бы странно размещать под одной крышей молодого мужчину и такую своеобразную женщину. Должно быть, не позже чем завтра я должен объяснить ситуацию Селим-бею и, вызвав экипаж, отправиться к себе в церковный квартал.