Она подпрыгнула и хлопнула в ладоши, как будто была девочкой младше Краш. Потом ринулась вон.
— В чем тут дело? — спросил я.
— Не знаю. И, может, мне лучше не знать.
Я говорил не про связь Ди-Ди с Морли. Я имел в виду Ди-Ди и Адскую Дыру. Однако, поразмыслив, решил, что у Белинды нет причин знать что-нибудь о своих служащих, стоящих так низко в пищевой цепочке, что они напрямую имели дело с людьми, чьи деньги подпитывали машину Синдиката.
— Она принесла достаточно еды для нас и для наших невидимых друзей детства. Давай внесем опустошения в запасы провизии.
Я не ел с тех пор, как покинул Макунадо-стрит.
Ди-Ди вернулась вместе с Краш, прежде чем мы покончили с едой. Краш с ходу набросилась на меня.
— Ты не должен был есть пшеничный крем!
— Что?
— Кашу, засранец! Каша была для него. А плотная пища — для тебя.
Невидимые друзья, может, и уяснили это. А я не видел ничего, что мог бы расценивать как часть плотного завтрака.
— Эта штука больше всего напоминает настоящий завтрак…
Белинда сжала мой локоть. Она умела управляться с девочками.
— Гаррет, твоя работа — держать рот на замке, выглядеть приятным и сломать ноги любому, что попытается ранить Морли.
Два требования из трех я мог бы выполнить и с завязанными глазами, но что касается рта на замке — эта задача всю жизнь нелегко мне давалась.
— Белинда, молчание — слишком тяжкое бремя.
Я всегда был битком набит словами, которые жаждали освободиться. Некоторые даже коагулировались в разумное… нечто.
Хорошо, что Краш и Ди-Ди посвятили себя благополучию Морли. Я все еще гадал, способен ли я его кормить, а они уже закончили с этим делом и принялись справляться с последствиями того, что бессознательному человеку дают еду и воду.
Его нужно было помыть. Ему нужно было перестелить постель. Я открыл окно во всю ширь во время процесса.
— Вам нужно давать ему больше воды, — сказала Белинда. — Он горячий, но не потеет, как положено.
И что она знает о лихорадках темных эльфов и потоотделении?
Какая разница.
В последнее время я взял себе за правило не слушать ничего интересного о мисс Контагью.
Некоторые говорят, что я взял себе за правило не слушать ничего интересного ни о ком, у кого нет рыжих волос.
Я задумался — как там Тинни.
— Набил брюхо, — сказал я. — Пока вы все здесь, пойду огляжусь снаружи.
Белинда кинула на меня ужасный взгляд.
— Рискни. Я не попытаюсь спастись бегством.
Я забрал свою «палку» и вышел — просто чтобы размять ноги.
Наблюдателей Белинды было легко обнаружить. Все они меня узнали. Они были с Белиндой, когда она забрала меня с Фактори-слайд. Доложить им было не о чем. Двое из них так соскучились, что поговорили бы о чем угодно и с кем угодно.
Однако последнему, третьему, нечего было сказать: он не видел ничего интересного. Зато кое-что интересное видело его. Он как будто дремал на верху лестницы, ведущей в подвал, и был мертв достаточно давно, чтобы тело успело остыть.
Несколько лет назад это меня бы не всколыхнуло. Тогда каждая ночь приносила урожай трупов для утренней жатвы. Но наш великий город запутался в шипах перемен. Небрежно сделанные кадавры стали редкостью. Отбор директора Релвея был суров.
Я созерцал представшую передо мной сцену с притупленными временем чувствами и мыслями. Погибший не был одним из шайки, сопровождавшей карету Белинды. Он не погиб в страхе, потому что его не встревожило приближение того, кто с ним такое сотворил.
Я подошел к стене под окном Морли.
Она была из красного кирпича. И блестела. И на булыжниках тоже что-то высыхало. Кучка козьего помета лежала в нескольких футах от блестящего места. На помете пировали мухи.
Я подивился, что все прошло так тихо. Высшему персоналу «Огня и льда» не мешало бы знать настоящие имена некоторых умело размещенных клиентов.
Настоящие имена были не просто полезны в колдовской игре, они были неоценимы в политике и шантаже. Даже пассивного рода шантаж обеспечивал ремонтные работы и похвальное присутствие полиции. Или ее отсутствие.
Улицы были в идеальном состоянии. Ночные фонари — на месте и не разбиты. Нигде не видно ни одного краснофуражечника.
Вообще никого не было видно. Что объясняло, почему мертвец мог остывать, не подняв вокруг шумихи.
Я по второму разу обошел наблюдателей Белинды. Потом вернулся с рапортом.
Ди-Ди и Краш закончили свои труды; я повстречал их на полпути. Белинда сидела на краю кровати Морли, держа его за руку. Она встрепенулась и отодвинулась со слегка виноватым видом.
Я не обратил на это внимания.
— Он выглядит так, будто возвращается.
— А ты выглядишь скверно, — сказала Белинда. — Что случилось?
— Кто-то убил твоего человека, наблюдавшего за окном. Если захочешь посмотреть, взгляни направо, на верхушку той лестницы, которая в добрых сорока футах отсюда.
Белинда посмотрела.
— О. Теперь я вижу его. Он как будто спит.
— Вот почему никто ничего не замечал, пока я не попытался его разбудить.
За одно биение сердца Белинда перешла от озабоченности к угрюмости.
Она кивнула, но продолжала пялиться на мертвеца.
Мертвые тела и части тел очень скоро испоганят статистику крупных преступлений директора Релвея.
— Позволь догадаться. Те идиоты так ничего и не видели.
— Нет. Видели. Но мне пришлось опросить их дважды. Они только думают, что ничего не видели. Как только они услышали, что их друг мертв, они вспомнили, что мимо на запряженной козой тележке по направлению к центру города проезжала старуха.
— В чем прикол? Я не в настроении играть в загадки и отгадки.
— У нее ушло больше часа, чтобы добраться от парня, дежурящего на севере, до парня, дежурящего на юге. На такой путь должно было уйти пять минут. Парень, увидевший ее первым, сказал, что слышал ее приближение. Человек на юге сказал, что ничего не слышал. Бам! И вдруг она здесь. Она его напугала. Он говорит, что от ее повозки разило.
— Вот как?
— Вот как.
— Когда я смотрела из окна, там не было никакой повозки. После того, как ударила тварь твоей дубинкой.
Я подошел к окну.
— Если повозка находилась рядом со стеной, ты бы ее и не увидела.
— Пойду принесу письменные принадлежности.
— Э-э…