Припарковавшись — естественно, опять в неположенном месте, поскольку положенных тут, на бульваре, попросту не существовало, — Лысый вышел из машины и сразу увидел коллегу, который, привалившись плечом к фигуристому, под старинную бронзу, фонарному столбу, с задумчивым видом наблюдал за коловращением бульварной жизни. Оккупировавшие половину скамеек пенсионеры сладострастно резались в настольные игры, используя в качестве столов обыкновенные куски фанеры или ДВП, втиснутые между горизонтальными планками скамеечных спинок. Часть скамеек занимали мамаши с колясками, но таких было мало. Катающейся на роликах и наливающейся пивом молодежи тоже насчитывалось немного, поскольку вечер еще не наступил. Связной неприкаянно бродил от скамейки к скамейке, заглядывая в лица игроков, а потом, отыскав свободную, уселся и достал из магазинного пакета большой желтый почтовый конверт. Конверт выглядел слегка потертым, а его владелец — основательно растерянным.
— Ну, лох и лох, — подтвердил поставленный ранее диагноз Лысый.
— Не то слово, — усмехнулся Колючий. — Мне ребята из отдела уже отзвонились. Ты знаешь, кем он был до пенсии? Особистом! Сидел в занюханном гарнизоне, солдатские письма перлюстрировал, тумбочки шмонал и кляузные рапорты на офицеров строчил. Зато теперь — не хрен собачий, а подполковник госбезопасности в отставке.
— Хо-хо, — радостно произнес Лысый. — Наш человек!
Колючий не преувеличивал: лох — это и впрямь было не то слово. Потому что лох, когда-то имевший косвенное отношение к органам и на этом основании мнящий себя крутым профессионалом — это лох в квадрате.
— Странно, — подумав, с сомнением сказал Лысый.
— Что тебе странно?
— Странно, что Потапчук завербовал это хромое чучело. От него же толку, как от козла молока!
— А от него ничего особенного и не требуется, — возразил Колючий. — Насколько нам дали понять, этот Слепой — агент-одиночка с очень высоким уровнем подготовки и способностями выше средних. В помощниках он не нуждается, а это, — он кивнул в сторону связного, — просто почтовый голубок. Ума на то, чтобы кого-то выследить и сдать с потрохами, у него не хватит, а работает зато с энтузиазмом — как же, начальство не забыло, оказало ветерану органов доверие! Ну, и плюс, конечно, бабки. Платят этому клоуну прилично, я б за такие деньги и сам раз в полгода кому-нибудь письмишко отнес.
Предмет обсуждения сидел в одиночестве на скамейке и разбрасывал перед собой крошки белого хлеба, которые доставал из желтого конверта — не самого, на взгляд напарников, подходящего вместилища для птичьего корма. У его ног копошилась сплошная сизо-серая масса — голуби, издалека неотличимо похожие на жирных тлей, увлеченно топтали друг друга, стремясь отвоевать у собратьев лишнюю пайку.
Все было ясно. Там, где обычные люди видели будничную и где-то даже умилительную картину — одинокий пенсионер, находящий утешение в кормлении птичек, — напарники наблюдали древний, классический, простой, как булыжник, вошедший во все учебники для начинающих и растиражированный киношниками фокус с обменом одинаковыми чемоданами — или, применительно к данному случаю, конвертами. Два незнакомых друг другу старика случайно сели на одну скамейку; у каждого из них по желтому конверту — с чем пришли, с тем и ушли…
— Ладно, пора и честь знать, — сказал Колючий. — Айда работать. Только я свою эфэсбэшную ксиву в столе забыл. Твоя-то хоть при тебе?
— Всегда при мне, — гордо ответил Лысый. — Я ж не то, что некоторые разгильдяи! Работать так работать, а то как бы он ненароком от переживаний ласты не склеил. Звать-то его как, болезного?
— Саблин, — сообщил Колючий уже на ходу, — Василий Иванович. Погоняло «Чапай».
— Ну, а то, — хмыкнул Лысый. — Хотя такое погоняло еще заслужить надо. Подумаешь, Василий Иванович! Мало их что ли, Василиев Ивановичей? Все, что ли, теперь Чапаевы? Или только особистам можно?..
Приблизившись к скамейке (голуби неохотно расступились, но тут же вновь сомкнули ряды, и их так и подмывало разогнать пинками, чтобы не лезли под ноги и не гадили на обувь), Лысый перестал ворчать, расправил плечи, придал лицу официальное выражение и, заблаговременно доставая из нагрудного кармана фальшивое удостоверение сотрудника ФСБ, казенным голосом произнес:
— Саблин, если не ошибаюсь, Василий Иванович? Мы коллеги генерала Потапчука. Нам нужно с вами поговорить.
Связной несколько раз перевел растерянный взгляд с удостоверения на его лицо и обратно, после чего, с видимым усилием разлепив губы, пролепетал:
— А Федор Фи…
— Теперь с вами будем работать мы, — твердо перебил его Лысый.
— А Фе…
— Советую о нем забыть, — внес свою лепту в несложный процесс обработки лоха Колючий.
— Да неужто?..
— Да, — траурным голосом подтвердил страшную догадку пустившийся во все тяжкие Колючий. — Ему можно позавидовать. При исполнении, на боевом посту, без проводов на пенсию, без кефира и телевизора… Жил солдатом и ушел как солдат. Вечная ему память.
— А наша задача сейчас заключается в том, — перевел разговор в более конструктивное русло Лысый, — чтобы сохранить, восстановить и развить созданную Федором Филипповичем агентурную сеть. Он был человек старой закалки, настоящий чекист, и очень многое брал на себя, чтобы не подставлять под удар подчиненных. И многое из того, что он создал, нам теперь приходится восстанавливать буквально по крупицам, из ничего. Вот на вас, к примеру, мы вышли только благодаря счастливой случайности…
— Надеюсь, — увел разговор в сторону от скользкой темы Колючий, — вам, подполковнику государственной безопасности, не нужно объяснять, что данное предложение о сотрудничестве — это не просьба?
— Понимаю, — окрепшим голосом сказал ветеран госбезопасности Саблин и встал, убрав за спину конверт с остатками хлебных крошек. — Это приказ. Я готов. Какая будет задача?
Лысый покосился на часы и бросил красноречивый взгляд в сторону напарника. Колючий в ответ опустил веки и едва заметно улыбнулся: дело было сделано, и процесс вербовки занял чуть больше минуты.
— Для начала, — делая приглашающий жест в сторону скамейки и усаживаясь сам, заговорил Лысый, — вы должны рассказать все о своей работе с генералом Потапчуком. Весь процесс, во всех мельчайших подробностях, понимаете?
— В нашем деле мелочей не бывает, — с видом знатока кивнул успокоившийся Чапай и начал говорить.
Сделав вид, что ищет по карманам сигареты, Колючий включил диктофон, а потом закурил, тоже присел на скамейку и стал с подчеркнутым вниманием слушать подробный, точный, но сбивчивый и чересчур многословный рассказ бывшего особиста о том, какие славные дела он вершил рука об руку с заживо похороненным его благодарными слушателями генералом ФСБ Потапчуком.
Наполненный тревогой, тоской и прочими исключительно неприятными переживаниями день казался длинным, как вечность, а когда подошел к концу, вдруг сжался до коротенькой секунды: мигнул, а его уже нет. Ожидание, каким бы тягостным оно ни было, хотелось продлить, но майор Григорьев понимал: дудки, ничего не выйдет.