Справляясь с невольной дрожью, натянул нитяные перчатки, обтер пистолет носовым платком и, склонившись над трупом первого нападавшего, быстренько запечатлел на оружии отпечатки пальцев его обеих рук, не забыв про обойму и ствол.
Собрал сумки, запихнув в одну из них дубинку; убедившись, что лифт стоит на этаже, пальнул из «Макарова» в его кабину.
Вложив пистолет в руку убитого грабителя, открыл дверь тамбура, не без удовлетворения отмечая, что выстрел не побеспокоил соседей по этажу, находящихся на работе, и паники среди мирных обывателей он не посеял.
Обернулся на лужицу крови, растекающуюся на бетоне.
Сколько же он ее перевидал, этой жидкой ткани из плазмы и форменных элементов, - средства кислотно-щелочного равновесия и водно-солевого обмена…
Войдя в квартиру, сунул сумки в шкаф, а после, отзвонив в милицию, уселся пить кофе, не удосужась снять с себя жилет.
Жилет, впрочем, сегодня еще мог сослужить ему, не дай Бог, полезную службу.
Милицейских прибыло четверо: два сержанта с автоматами, дознаватель и опер в штатском.
Следом в квартиру ввалились эксперты, следователь прокуратуры и любопытствующие санитары с трупоперевозки.
Одинцов, предъявив служебное удостоверение, выложил на стол «стрелку», с большим профессиональным любопытством исследованную милицией, и дал показания: так, мол, и так, было нападение, адекватно отраженное; мотив нападения, вероятно, связан с его секретной служебной деятельностью.
Трупы увезли, но полковнику пришлось проследовать в отделение для дачи показаний под официальный протокол.
В кабинете, куда его ввели, сидел какой-то потасканный, с воспаленным лицом капитан, жадно хлебавший пиво из горлышка бутылки.
Капитана, как забредшую в магазин дворнягу, с позором из кабинета изгнали, после чего потянулся муторный процесс дознания.
Отвечая на вопросы, Одинцов то и дело хватался за телефон - сегодня ему предстояла серьезная операция, подготовиться к которой помешали эти чертовы уголовнички, и единственное, на что оставалось уповать, - на парней из РУОПа, данную операцию обеспечивающих.
Впрочем, он, Одинцов, еще успевал…
– Ребята, - обратился, прижав руку к груди, к милицейским чинам. - Дело ясное, чего морочиться? Времени нет, у меня сегодня запар…
– Ничего себе, - присвистнул один из прокурорских. - Запар! Два трупа, а он как ни в чем не бывало…
– Возможно, сегодня еще парочка приплюсуется, - смиренно доложил Одинцов. - День-то только в начале.
В дискуссию вступил милицейский чин:
– Товарищ, мы все понимаем, но мы же тоже не можем…
– Ладно, полковник, гуляй, - произнес другой прокурорский. - Выполняй план, не отвлекайся.
– Подбросьте до дома, счетчик выходит…
– Сделаем!
Пройдя через дежурку и с неудовольствием покосившись на похмельного капитана, в чем-то горячо убеждавшего сидевшего у пульта старлея, сонно ему кивающего, Одинцов уселся в желтый «газон» и покатил к своей «Волге», стоящей у подъезда.
Время действительно поджимало, операция могла начаться с минуты на минуту…
Проклятая колымага все-таки подкачала, заглохнув на первом же светофоре и категорически не желая заводиться.
Одинцов, вытащив буксировочный трос, замахал руками, призывая коллег-водителей к помощи.
Перспективы его участия в операции стремительно отдалялись, подобно равнодушно проносящимся мимо машинам.
Остановить удалось какой-то старенький, с багажником на крыше «Москвич», из которого вылез сгорбленный дедушка в шляпе.
– Дерни, отец! - взмолился Одинцов. - Опаздываю! - И пнул в сердцах колесо «Волги».
– Машина, конечно, уставшая, - сказал дедушка, глядя на Одинцова. - Запрягай, милок. Не знаю, правда, потянет ли мой конек-горбунок…
«Конек-горбунок» в образе дымящего, изъезженного «Москвича» потянул, но, с трудом пытаясь включить третью передачу, Одинцов невольно вспоминал образ слепого, ведомого глухим.
Управляя тяжелой, юзившей на гололеде машиной, практически лишенной тормозов, он с содроганием постигал, что дедушка в шляпе - самый опасный вариант помощи. Включая правый поворот, престарелый владелец «Москвича», у которого внезапное прозрев одолевало склероз, вспоминал, что лучше повернуть налево, и, удосуживаясь переключить предупреждающую оранжевую ми сворачивал, когда идущие следом машины шли на его резкий обгон…
«Идиоты! - мысленно проклинал остальных участников движения вспотевший Одинцов, вжимавшийся в сиденье от пронзительною визга сигналов и тормозных колодок. - Куда спешат? Едет дедушка тридцать, пили за ним двадцать пять, если хоть тень риска маячит…»
Одолевая крутой пригорок, «Москвич», надрывавшийся изо всех своих последних лошадиных силенок, заглох, едва съехал с его вершины.
Одинцов расслышал безрезультатное верещание стартера. Высунулся из салона, крикнул:
– Ну, чего у тебя там?
– Не заводится, милок, - горестно откликнулся дедушка. - Давай распрягаться, толкнешь меня, может, оживет с разгону-то…
Одинцов, не надеясь на слабенький ручной тормоз, попытался поставить «Волгу» на передачу, но безуспешно. Впрочем, благодаря подспущенным колесам тарантас устойчиво стоял на пригорке.
Отвязав трос, полковник уперся в горбатый багажник «Москвича», с натугой толкнул машину, покатившуюся вниз…
Пух-пух-пух - заработал движок, и он облегченно вытер выступивший на лбу пот.
В это время затренькал в кармане телефон.
– Ты где? - услышал он голос старшего опера из группы захвата.
– Рядом, в двух шагах буквально… - молвил Одинцов, глядя, как «Москвичонок» подает назад.
– Давай быстрее сюда, ситуация, кажется, назревает…
– Понял.
Полковник обернулся, с удивлением обнаружив отсутствие на пригорке «Волги».
Стрельнув растерянным взглядом вниз, в сторону односторонней улицы, внезапно увидел ее - неуправляемо, на дикой скорости несущуюся прямиком в зев проезда, из которого тесным арьергардом выезжали, блестя импортным хромом и лаком, два джипа и огромный представительский «Мерседес».
Одинцов отвернулся. Он просто не хотел этого видеть…
Сел в «Москвичонок», слыша, покрываясь невольными мурашками, отдаленные звуки характерной технической катастрофы. Протянул дедушке деньги.
– Подвези, отец, тут недалеко.
– А машина-то, милок…
– Царствие ей небесно-индустриальное…
Через пятнадцать минут Одинцов принимал из рук старшего группы РУОП пистолет-пулемет «клин» легкого класса, засовывая его за вонючую дворницкую доху, выданную в качестве спецодежды. В тесном помещении толпились рослые, уверенные в себе бойцы…