Второе пребывание супругов в Стенэ было куда более коротким. На этот раз венчание беглецов прошло без осложнений. Кардинал Мазарини и папский нунций сумели убедить маршала де Шатильона не противиться этому браку, и тот, смирившись, отказался от процесса. Однако упрямый, как буйвол, он поставил молодым супругам условие, о котором им сообщила принцесса Шарлотта, когда они, наконец, добрались до особняка Конде.
– Ваш отец хочет, чтобы ваш брак был торжественно подтвержден в Париже.
– Как? Торжественной церемонии в Шато-Тьери ему недостаточно? – возмущенно повысил голос Гаспар, выйдя из себя. – Что ему еще от нас надо? Может быть, он хочет, чтобы мы отправились в Рим за благословением самого папы? Я солдат, черт побери, и должен сражаться рядом с господином герцогом на поле брани!
– Не стоит так волноваться, церемония много времени не займет.
Действительно, несколько дней спустя, девятнадцатого июня, брак Изабель де Бутвиль и Гаспара де Колиньи был благословлен в третий раз, и благословил его архиепископ города Парижа, монсеньор Гонди, в соборе Парижской Богоматери в присутствии Ее Величества королевы, кардинала Мазарини, всего двора и многих членов Парламента. Отсутствовали на венчании господин маршал де Шантильи, госпожа де Бутвиль и госпожа де Валансэ, хотя и с матерью, и с сестрой Изабель успела по приезде помириться. Правда, с Мари-Луизой – перед самым ее отъездом к себе в замок.
Когда под звон колоколов молодые вышли из собора, держась за руки и отвечая улыбками на восторженные крики, Изабель, не поворачивая головы к Гаспару, спросила:
– Как вы думаете, теперь мы можем быть уверены, что обвенчаны правильно?
– Будем надеяться, сердечко мое, – ответил он и поцеловал маленькую ручку, которую держал в своей. – Ведь даже его святейшество папа дал свое согласие на наш брак, а выше папы – только Господь Бог, но чтобы получить от Него благословение, нужно покинуть землю, а я нахожу ее такой прекрасной с тех пор, как вы принадлежите мне!
– Прежде мы с вами жили, как герои романа. Что, если наша нынешняя жизнь покажется вам однообразной?
– Однообразной? Я постараюсь принести вам лавры славы, завоевав ее под началом господина герцога, а вы будете блистать при дворе, ожидая счастливых часов, которые мы проведем вместе, когда я вернусь. И потом, может быть, мы подумаем о детях?
«О детях», – повторила про себя Изабель, садясь в карету, которая должна была отвезти их в особняк Конде. Оттуда принцесса Шарлотта и Изабель отправлялись в Шантийи, а Гаспар следовал в армию. Изабель не задумывалась о детях, но теперь, поразмышляв, не ощутила большого желания их иметь. Дети скорее приносили горделивую радость отцам, а матерям долгие дни тошноты и множество прочих неприятностей. Не говоря уж о том, что ее тонкая и гибкая талия исчезнет, появится огромный уродливый живот, а сколько мук ей придется вытерпеть, чтобы родить этого ребенка! Нет, предложить такое мог только мужчина!
На свадьбе Изабель не было и госпожи де Лонгвиль. Она не сочла нужным ради такого незначительного события покидать великолепный замок Куломье, куда увезла с собой немало блестящих светских людей. К тому же, как говорила она, церемониия отдавала шутовством.
Изабель же ее отсутствие только обрадовало. Она была счастлива, не увидев главного своего врага на венчании. Ей вовсе не хотелось стать мишенью для упражнений в остроумии герцогини – ее стрелы по большей части бывали ядовитыми. Удовольствие ей доставили новости о жизни в Куломье. Молодая мачеха и падчерица жили как кошка с собакой, их ссоры довели Лонгвиля до того, что он со скоростью ветра умчался в свою Нормандию, где был губернатором. Молва донесла, что там он нашел себе утешительницу в лице некой слегка перезрелой девицы с великолепным аппетитом, свежей, словно салат на грядке, пухлой и добродушной, а главное – неимоверно гордой оказанной ей честью и готовой ради нее на все услуги. Только это и нужно было несчастному герцогу, изгнанному из собственного дома двумя мегерами и, похоже, брошенному своей официальной любовницей. С тех пор, как герцог де Бофор находился под арестом, госпожа де Монбазон достала, неведомо какими путями – возможно, не без помощи собственного мужа, который был городским главой Парижа, – разрешение навещать узника два раза в неделю. И она его навещала, принося ему утешения нежной возлюбленной, даря столь необходимое ему успокоение как для души, так и для тела.
Парижане, которые во всех событиях играли роль античного хора, распевали по этому поводу вот такую развеселую песенку:
Бофор в тюремной башне
В Венсене заключен,
Его участь облегчает
Там красотка Монбазон.
Утомившись от бесконечных перебранок, госпожа де Лонгвиль вернулась в Париж. Лето здесь было не менее жарким, чем в Куломье, зато в ее окруженном садом особняке было, без сомнения, тише. И, конечно, в нем было гораздо удобнее принимать Франсуа де Ларошфуко, принца де Марсияка, который питал к ней пылкую и сумрачную страсть, воспламенившую в конце концов и ее.
В ожидании конца осени, когда домой должны были вернуться воины-победители – герцог Энгиенский не уставал пожинать лавры триумфальных побед, – Изабель провела чудесное лето, не разлучаясь со своей любимой принцессой. Ее сестра уехала в Валансэ и, почувствовав, что беременна, увезла с собой туда и матушку, к несказанному, но неявному удовольствию Изабель. Госпожа де Бутвиль выказывала дочери большую холодность после похищения, которое на протяжении многих месяцев питало скандальную хронику двора и города. Другое дело – принцесса Шарлотта, у нее самой по части скандалов был королевский опыт, и она полюбила Изабель еще больше, получая от нее то тепло, которого не находила у своих детей. Ну, разве только у младшего Конти, ему исполнилось четырнадцать, он обожал мать, но мечтал только о том, чтобы под началом старшего брата скакать по полям сражений.
– Вы – моя вторая дочь, – говорила порой принцесса, когда они прогуливались рука об руку в парке или по берегам прудов, а за ними великолепным шлейфом двигались поэты.
Двери замка Шантийи были всегда открыты для друзей и знакомых, которые зимой собирались в гостиных особняков Конде и Рамбуйе. Время летело незаметно и беззаботно…
К удивлению Изабель, она не испытывала никакого беспокойства по поводу опасностей, грозящих ее супругу, а ведь она любила его… Или думала, что любила? Зато ее встревожило письмо, полученное принцессой в Шантийи, где сообщалось, что Людовика Энгиенского вновь посетила та странная болезнь, от которой он страдал в первые дни своей женитьбы.
Изабель пыталась разобраться в своих чувствах, много думала о своем отношении к Гаспару и, наконец, как ей показалось, стала что-то понимать яснее. Гаспар красив, обаятелен, и к тому же он был искусным любовником. В их маленькой спальне в Стенэ она провела счастливейшие часы, когда они ласкали друг друга и очень много смеялись. Гаспар для нее оставался всегда милым и добрым приятелем. Но вот они расстались, и Изабель с удивлением призналась себе, что совсем не скучает по мужу. Еще больше удивил ее приснившийся ночью сон: ей снилась чудесная ночь в Стенэ, но склонялось над ней не лицо ее супруга, а желчное остроносое лицо Энгиена, и она чувствовала себя бесконечно счастливой…