— Мы с Гримсби первоклассно провели время, пока тебя не было. Я узнал все его страшные тайны.
Гримсби кинул на Фредди убийственный взгляд и аккуратно пристроил свою шляпу на небольшой трехногий столик под лампой.
— Это правда, мистер Гримсби? — полюбопытствовал Эшленд. — И что же это за тайны?
— Его милость так шутит, — ответил Гримсби своим хрипловатым голоском. — Боюсь, в моей жизни нет ничего интересного.
— О, смотря что понимать под интересным, — вмешался Фредди. — Да где кофе, дьявол его побери?
Словно на реплику, дверь неспешно отворилась. Следующие несколько минут проходил обычный ритуал — налить кофе и обслужить всех. Эшленд попробовал кофе, особую смесь зерен арабика, заказанных им в Лондоне и на неделе отправленных в аббатство с распоряжением варить двойную дозу и подавать обжигающе горячим. Гримсби принюхался к чашке, и бакенбарды его задергались.
— Не горели ли у вас вчера вечером уши, мистер Гримсби? — поинтересовался Эшленд, окутанный ароматным паром, и откинулся на спинку кресла.
— Ваша светлость?
— Мы обсуждали вашу историю с вашим многоуважаемым покровителем, герцогом Олимпией.
Гримсби подавился кофе. Фредди от души постучал его по спине, в результате руки Гримсби дернулись, и кофе выплеснулся из чашки. Эшленд молча встал и протянул бедному наставнику салфетку. Фредди конвульсивно хохотал, скорчившись на стуле.
— Ну, рассказывай дальше, отец, — произнес он между взрывами хохота. — Поведай нам про Олимпию.
— Да на самом деле рассказывать особо нечего. Он спросил, как поживает Гримсби, а я сообщил, что он справляется замечательно.
— Согласен. Гримсби и вправду справляется замечательно. Умеет удовлетворить. Ведь так говорится, да? Просто исключительно… — Фредди кашлянул, — …исключительно удовлетворяет.
Гримсби, проигнорировав выпад, посмотрел прямо на Эшленда.
— Благодарю вас, сэр, вы очень любезны. Его светлость в добром здравии?
Эшленд засмеялся.
— А что, бывало по-другому? Да, он выглядит прекрасно. Мы несколько минут обсуждали ваши учительские таланты. Он вами очень интересуется, Гримсби.
— Еще бы, — вставил Фредди.
— Разумеется, это очень любезно с его стороны, — сказал Гримсби. — Он просил передать мне что-нибудь личное?
— Нет-нет. — Эшленд быстренько прокрутил в голове остальной разговор — политическая ситуация в Европе, печальная история в Хольстайн-Швайнвальде. Он совсем забыл, что сестра Олимпии когда-то была замужем за убитым князем Рудольфом, так что у герцога тут личный интерес. Что там говорил Олимпия? «Боюсь, что в этом деле все куда серьезнее и есть подводные течения». Но тут Эшленд отвлекся. Он уже нетерпеливо ждал следующего дня, изнывая от тоски. В конце встречи он все-таки набрался смелости и сказал то, что в течение всего часа сжигало его изнутри: «Я решил начать процесс развода с Изабель. Надеюсь, я могу рассчитывать на вашу поддержку?» Олимпия долго смотрел на него этим своим взглядом исподлобья, затем встал, пожал руку и произнес: «Поддержу от всего сердца».
Это было… приятно. И приглушило постоянное чувство вины, все еще тлеющее в глубине сознания, — даже сейчас.
— Никаких сообщений, — несколько рассеянно сказал он Гримсби и кинул взгляд на часы.
Фредди, только принявшийся за кекс, произнес с набитым ртом:
— Слушай, отец, мы тебя задерживаем?
— Пока нет.
— Потому что нельзя не заметить, что сегодня вторник. Разве ты не должен сейчас находиться наверху, принимать ванну, бриться и прихорашиваться?
— Фредерик! — Эшленд стукнул чашкой о блюдце.
— Ой, да ладно, сэр. Мы все понимаем. Ведь мы все тут мужчины, точно? Я имею в виду, люди мира. А, Гримсби?
— Точно, — ответил Гримсби со стальной мужественностью в голосе и стукнул себя кулаком в грудь. — Люди мира — это мы.
Фредди затолкал остатки кекса в рот и встал.
— Так что мы не будем тебя задерживать ни мгновением дольше. Один Господь знает, сколько часов тебе требуется, чтобы довести свою пугающую физиономию до вида, приемлемого для разборчивого женского глаза. Как по-вашему, Гримсби?
Гримсби встал. Свет лампы белой вспышкой отразился от стекол его очков.
— Полагаю, вид его светлости полностью приемлем. Но, с другой стороны, я вряд ли могу судить, верно?
Почему-то Эшленд слегка занервничал под этим отраженным светом, скрывавшим взгляд Гримсби, поэтому он посмотрел на Фредди.
— Твоя прямота бесценна, молодой человек. Гримсби, не окажете ли мне великую услугу — не отволочете ли этого неблагодарного отпрыска, моего сына, наверх, пусть занимается?
Гримсби поклонился, отблески света пробежались по его щекам, и Эшленду показалось, что он порозовел. Все эти сальные разговоры, разумеется. Невинный младенец, бедолага.
— С огромным удовольствием, ваша светлость, — сказал Гримсби, ухватил Фредди за неблагодарный воротник и потащил вверх по лестнице.
— Боже мой! — воскликнула Эмили, когда за ними наконец закрылась дверь в классную комнату. — Какого дьявола вы сидели там, отпуская шуточки? Нас едва не убили!
— О, в прежние времена я не раз ускользал от всяких разбойников с большой дороги. Этот прыжок через незаметную канаву позади Северной насыпи всякий раз вышибает их из седла. — Фредди откинулся на спинку стула и начал лениво поигрывать с латинской грамматикой.
— Это был не разбойник с большой дороги. — Эмили осеклась. — Что, тут и вправду есть разбойники?
— Ну, не совсем. Воры, грабители. Но не из тех, что «кошелек или жизнь», конечно. Боюсь, поезда совсем подкосили этих бедолаг. И все-таки…
Эмили начала расхаживать по комнате.
— В любом случае это был не обычный грабитель — так далеко от дороги, да еще от такой, по которой почти никто не ездит. Нет, он точно знал, кого выслеживает. Знал, где нас найти и когда. — Она побарабанила пальцами по локтям. — Это катастрофа. Должно быть, они уже знают, что я здесь. Нужно срочно написать мисс Динглеби.
Фредди выпрямился.
— Что такое? Вы в самом деле думаете, что это был какой-нибудь иностранный агент?
— Вне всякого сомнения. И он поджидал нас. Мисс Динглеби говорила, что кто-то наводит справки в здешней округе. Боже! Надеюсь, мои сестры…
Фредди вскочил на ноги.
— В таком случае нужно немедленно рассказать обо всем отцу! Он может поставить охрану, выследить этого негодяя…
Эмили резко повернулась лицом к нему.
— Ни под каким видом! Я не могу втягивать в это его!
— Да почему, черт возьми?
— Потому что… — Она сглотнула. — Потому что это не его дело.