Эшленд скрестил на груди руки, пытаясь сохранить хладнокровие.
— Потому что подобного рода информацию лучше придерживать до момента, когда нужно будет ударить. Правильно, Олимпия?
— Верно. А с мисс Динглеби вы находились в надежных руках. Сейчас она занимается расследованием по своим каналам. Видишь ли, мы получили твое сообщение, и оно только подтвердило наши страхи.
— Какие страхи? — спросила Эмили.
— Что кто-то сует нос в наше расследование. И кто-то обнаружил, где мы тебя спрятали.
— Преуспели там, где я провалился, — отрывисто бросил Эшленд и снова взглянул на Эмили. Он то и дело исподтишка кидал на нее взгляды, пока они тряслись в поезде до Лондона, в кебе от станции до Парк-лейн, но ее тайна оставалась от него скрытой. Его мозг, натренированный принимать любую, самую удивительную, информацию и действовать без колебаний, не мог воспринять это. И дело не только в том, что Эмили — это Гримсби. Он всегда чувствовал странную нежность к учителю, что, слава богу, все-таки демонстрировало своего рода подсознательное угадывание ее истинной натуры. Дело в том, что Гримсби был Эмили, пропавшей германской принцессой, блистательной и неприкасаемой. За весь день Эшленд едва сказал ей хоть слово. Он не знал, то ли удушить ее за обман, то ли заняться с ней страстной любовью, потому что наконец-то она предстала перед ним без маски, то ли просто смотреть на нее с тоской и благоговением.
И, как обычно, укрылся за молчанием.
— Не вините себя, молодой человек, — заявил Олимпия. — Дай я хоть малейший намек, вы бы моментально разоблачили ее. В любом случае теперь нам выпала благоприятнейшая возможность.
Как всегда, добродушное лицо Олимпии не выдавало его мыслей. Но Эшленд учился своему ремеслу именно у герцога. Эшленд услышал слова «благоприятная возможность» и сразу же понял, что они означают.
— Нет, — отрезал он. — Эмили вы рисковать не будете.
Плечи Олимпии, обтянутые превосходно сшитым сюртуком, едва заметно распрямились. Он, не моргнув глазом, посмотрел на Эшленда.
— Эмили, дорогая моя, будь так добра, позволь мне несколько минут побеседовать с нашим другом, герцогом Эшлендом, с глазу на глаз.
— Не позволю.
— Я так и подумал. — Он продолжал смотреть прямо на Эшленда, мрачно и холодно. — В таком случае прости мне мою прямоту, но я должен поинтересоваться, что именно дает герцогу право так решительно действовать от твоего имени.
— Я отвечу с той же прямотой, сэр. Ваша племянница — моя нареченная невеста.
Эмили взвилась с кресла.
— Это неправда!
— Разве? — Олимпия наконец-то посмотрел на нее, и на этот раз в уголках его глаз собрались морщинки. — В этом вопросе вряд ли могут возникнуть сомнения. Вы либо помолвлены, либо нет.
— Я связан с ней честью. Я женюсь на ней.
— Чепуха, — отрезала Эмили. — Между нами не существует никаких обязательств. В особенности теперь, когда все изменилось.
— Не согласен. Ничего существенного не изменилось. — Эшленд обратился к Олимпии: — Начать с того, что я ее скомпрометировал.
— Так-так, — поцокал языком Олимпия.
— Во-вторых, есть вероятность, что она носит моего ребенка.
— Как потрясающе. Это правда, моя дорогая? Такое возможно?
— Я… — Эмили открыла рот и тут же закрыла его. На белом лице внезапно появились красные пятна. Она кинула беспомощный взгляд на Эшленда, перевела его на дядю. — Это ничего не меняет. Я не выйду за него. Я не выйду за мужчину…
— Ты не будешь ходить по этой земле, вынашивая моего ребенка…
— …исключительно из-за какого-то архаичного чувства долга, уж не говоря об устарелом понятии…
— …без моей защиты и моей фамилии…
— …несомненно, начнет сожалеть о таком необратимом шаге…
— …уж не говоря о том, что я буду защищать тебя своим телом…
— …если у меня есть собственные средства…
— ТИХО! — Олимпия встал со стула и уперся ладонями в стол. — Дойдете вы двое до алтаря, не разорвав друг друга на кусочки, или нет, в данном случае значения не имеет.
— Разве? — спросила Эмили, все еще держа палец поднятым вверх.
— Разве? — воскликнул Эшленд и встал, чтобы Олимпия над ним не нависал.
— Совершенно несущественно, честное слово. Достаточно просто обручиться, — ответил Олимпия. — Публично обручиться. Герцог Эшленд и пропавшая принцесса Эмили из Хольстайн-Швайнвальд-Хунхофа. Ужасно романтичная история. Будет дан бал, чтобы отпраздновать помолвку, вам не кажется?
Он едва успел договорить, как с угла его стола послышалось какое-то странное жужжание. Олимпия вскинул брови.
— Прошу прощения. — Он потянулся и поднес к уху предмет, напоминающий удлиненный колокольчик.
Эшленду показалось, что у него в ухе все еще жужжит. Он снова скрестил на груди руки, пока Олимпия обменивался отрывистыми словами со странным приспособлением. Эмили сидела молча, но Эшленд чувствовал, что она слегка дрожит. Ее пылкое молодое тело напряглось от эмоций. «Позволь мне с этим разобраться, — хотелось сказать ему. — Это мой мир. Успокойся. Позволь позаботиться о тебе».
Трубка щелкнула, возвращаясь на место.
— Прошу прощения. Я сообщил мисс Динглеби о развитии событий. Сейчас она к нам присоединится. Думаю, трех недель подготовки будет достаточно. Сезон еще не начался, но осмелюсь предположить, что нам удастся убедить какое-то число гостей вернуться в столицу на празднование. Эмили, разумеется, останется тут, со мной. Маскировка ей больше не потребуется. У вас есть дом в городе, Эшленд?
— Пока нет.
— Насколько мне известно, как раз сейчас сдаются внаем несколько вполне подходящих особняков. Разумеется, вы заберете сюда из Йоркшира как можно больше прислуги — не нужно, чтобы по дому болтались незнакомые люди.
Эшленд шагнул вперед и ткнул пальцем в самую середину безукоризненно чистого гроссбуха Олимпии в кожаном переплете.
— Я уже сказал, что вы не будете подвергать риску Эмили.
— Мой дорогой друг, в моем доме ей не угрожает никакая опасность! Я лично обеспечиваю ее безопасность.
— Во-первых, я остановлюсь там, где будет жить Эмили.
— Это совершенно неподобающе.
— Мне, черт возьми, плевать. Во-вторых…
В дверь постучались.
— Войдите, — сказал Олимпия.
За спиной Эшленда открылась дверь, по деревянным половицам резко зацокали каблуки, но на ковре звук шагов оборвался. Олимпия глянул в сторону вошедшего.
— А! Мисс Динглеби!
— Я помешала?
— В общем-то, да, — сказал Олимпия. — Есть сообщения?
Ее голос был теплым, но деловым, как Эшленд и ожидал. Олимпия всегда подбирал себе оперативниц одного типа.