Нельзя в точности сказать, запрашивал ли он оракул и в том случае, когда к нему прибыло вавилонское посольство, однако, уверенный в себе, он уступил Нериглиссару всего два косяка кобыл-производительниц и одного племенного жеребца. Свою скупость объяснил падежом в его табунах. Нур-Син вслух выразил сожаление, но по дороге домой едва скрывал радость. Стоило посольству миновать Киликийские ворота, как зашевелилось царство Пиринду.
Глаза старика заслезились. Он отер их, еще раз глянул на цветастые узоры, выведенные розовыми бутонами. Старуха Нана-силим уверяла, что хозяйка вывела цветами имя проклятого иври Балату-шариуцура.
Так ли?
С возвращением Набонида в царскую канцелярию многочисленная дворцовая челядь и особенно писцы, которых при дворе было неисчислимое множество, сразу затаились. Трудно было поверить, что два льва сумеют ужиться в одном логове, однако последовавшее за этим скромное бракосочетание Набонида и Нитокрис внесло заметное успокоение в ряды чиновников, обслуживавших нужды огромного, широко раздавшегося к тому времени государства. Открытый демарш халдейских офицеров, сплотившихся вокруг юного наследника престола, требовавших опалы для ненавистного для них министра, закончился ничем. Нериглиссар крупно повздорил с сыном — приказал молокососу уняться, не слушать дурных советов, вести себя достойно и учиться, учиться и еще раз учиться. Хватит сочинять скверные стишки в угоду низкой черни, предупредил отец! Что пристало сынку знатного и богатого, не к лицу наследнику престола. Юнцу в ту пору стукнуло пятнадцать лет, и отец справедливо упрекнул его в том, что его дед, Навуходоносор в этом возрасте уже находился в армии и служил, как обязаны служить все, кто метит в цари. А ты, добавил Нериглиссар, сутками шляешься по кабакам или, что еще хуже, устраиваешь кабак в собственном доме. На это Лабаши справедливо возразил, что он всегда готов взяться за оружие, только где она, эта война? Разговор закончился на повышенных тонах, и Нериглиссар потом долго поминал в сердцах строптивого сыночка. Его упрямство, подогреваемое матерью Кашайей, всю совместную жизнь изводившей Нериглиссара упреками в том, что он ей не ровня, выводило царя из себя. Собственно ненависть к Набониду передалась сыну от матери. Были дни, когда Набонид втайне вымаливал у Навуходоносора руку его старшей дочери. Царь предпочел Нериглиссара, и Кашайя, женщина вздорная, но проницательная, сразу догадалась, что царский секретарь никогда не простит ни отцу, ни его семье этот отказ, поэтому, тревожась за сына, постоянно подбивала мужа избавиться от Набонида. Этот страх и ненависть перед «пронырливым и коварным интриганом» передались и Лабаши-Мардуку. В его присутствии молодой человек постоянно испытывал неловкость, то веко начнет подрагивать или, что еще постыдней, нога.
Набонид, вновь появившись во дворце, повел себя тихо. В решение вопросов, не относящихся к его ведомству, не вмешивался. Работал усердно, помногу и подолгу, так что со временем сумятица, ожидание отставок, ежедневных начальственных громов и молний, владевшее приближенными к трону писцами, постепенно улеглись, и работа дворцовых канцелярий вернулась к старому, заведенному еще при Навуходоносоре порядку.
Только Балату-шариуцур, заведовавший сбором налогов и царской почтой, ничуть не обманывался подобной безмятежностью и миролюбием царского головы. Прикидывал, чего ждать, к чему готовиться? Мыслями ни с кем не делился, правда, временами замечал в глазах у наиболее проницательных дворцовых старожилов ту же невысказанную озабоченность. Более всего Даниила смущала нелепость царского дозволения Набониду и Нитокрис связать свои судьбы законным браком. Все было проведено, как требовал обычай — с благословением настоятеля храма Эсагила, с церемонией хождения по кругу во дворе храма, с осыпанием невесты, еще более жгучей и чернявой, чем в молодости, ячменным зерном и сушеными финиками. Было устроен пир, который посетил сам правителя, правда, все остальные члены семьи как бы не заметили приглашения.
Подобное торжество выходило за рамки обычных, принимаемых в расчет династических браков. С кем собственно породнилась царствующая семья? С родовитым, плоть от плоти высшей вавилонской знати чиновником, не более того. Еще более удивительной казалась юношеская страсть, по воле Иштар обуявшая шестидесятитрехлетнего мужчину, а в том, что это была настоящая, ненасытная, пусть даже и тщательно скрываемая похоть, в городе никто не сомневался. Торговцы, разносчики родниковой воды, хлебопеки, фокусники, канатоходцы, базарные чародеи, доморощенные гадалки и знахари, пользующиеся недозволенными приемами подпольные толкователи снов, содержатели притонов, опустившиеся писцы, за полмины серебра готовые состряпать любой судебный иск и представить свидетелей, готовых подтвердить что угодно, — сначала посмеивались и пытались отыскать скрытый умысел в поступках этих женатиков, однако со временем и их пыл угас. Слишком очевидна была радость, которой светились лица Нитокрис и Набонида, когда те появлялись на храмовых церемониях или шли в составе царских процессий. Наоборот, чернь неожиданно воспылала к этой парочке всенародной любовью. При прохождении носилок с царским головой его грубовато подначивали из толпы: «Засади ей, Набонид, по нашему, по-халдейски!» А уличные торговки порой кричали Нитокрис: «Эй, египетская кошка, пора одарить миленького халденком!»
Что с них взять, с придурков, со вздохом говаривал Набонид, однако видно было, что подобные советы были ему, как коту пенка на молоке. Нитокрис тоже доброжелательно скалила зубки и однажды даже позволила себе выйти из носилок и публично возложить головку лука и чеснока к изображению Иштар, выставленной в уличном святилище в бедном квартале, чем вызвала безудержное ликование толпы.
По мнению Даниила, из всех свойств человеческого характера Набониду менее всего была свойственна искренность, да и царевну из страны Великой реки трудно было назвать простушкой. Если кто-то и позабыл о кознях, которые эта египетская кошка строила Амтиду и Амель-Мардуку, пытаясь всеми силами вытеснить из сердца Навуходоносора его первую жену или отодвинуть в тень старшего царевича, то у писца налогов была хорошая память. Еще более странным казался негласный отказ Нитокрис от титула царицы. Теперь в дворцовых документах она упоминалась исключительно в качестве супруги царского головы. Казалось немыслимым, чтобы дочь египетского фараона согласилась на подобное уничижение. Значит, Набонид сумел убедить ее, привел веские доводы, чтобы отойти в тень.
Какие?
Этот вопрос не давал покоя писцу налогов. Что скрывалось за отказом Нитокрис от титула царицы и матери царевича? Ведь согласившись на это условие, Набонид официально лишался всяких прав на причисление себя к царской семье, а следовательно, и от короны, о которой он, по мнению проницательных людей, всегда втайне мечтал. Не мог не мечтать, уверял себя Даниил. Тогда в чем же смысл подобного хода?
Набонид и Нериглиссар были крепкого здоровья, обоим за шестьдесят. Пройдет пяток лет, и Лабаши вступит в полосу зрелости. Тогда луна Набонида закатиться навсегда. Возможно, он рассчитывал на сложную систему избрания царя, существовавшую в Вавилоне, формально не дававшую никакого преимущества царским отпрыскам, однако на деле отец всегда мог обеспечить сыну в этом вопросе беспроигрышные позиции. Так оно было при Набополасаре, и Навуходоносору оставалось только сорвать готовый плод. То же самое случилось и с Амелем-Мардуком — он, хотя и не без трудностей, все-таки без лишних проволочек занял вавилонский трон. Семья вождей халдейского племени Якини уже почти сто лет царствовала в Вавилоне. Теперь очередь за Лабаши, тем более что Нериглиссар, выдав дочь за сына эконома храма Эзида в Борсиппе, породнился с высшей храмовой знатью и тем самым лишил оппозицию последнего козыря.