Кортес ответил не сразу, сначала прошелся по залу, потом только приблизился к возвышению, на котором располагался тлатоани, и сказал:
— Ваша милость, благодарю за откровенность. Что я могу ответить? В ваших словах много правды. Все правда!.. Кроме кощунственных замечаний, касающихся Иисуса Христа и святой Девы Марии, но я прощаю вам эти необдуманные упреки, так как понимаю, что свет истины пока вам не доступен… Однако оставим высокие материи — нам ли судить о божественной сущности! Согласно нашему учению мирянину не дозволено толковать вопросы, относящиеся к основам веры. У нас говорят: богу — богово, а кесарю кесарево. Давайте обратимся к нашим земным делам…
— Какое святотатство! — воскликнул Мотекухсома. — Замолчи, насылающий хулу на богов!.. Разве не на небесах решается, кому отдать власть в Мехико, а кого ввергнуть в прах? Как можно отделять одно от другого? — он с удивлением глянул на женщину-переводчицу.
На этот раз та не опустила глаза и ответила сама.
— Пополокас считают, что их бог надеется на человека и любит его. Христос верит, что люди сами способны найти истину, постоять за себя. Они должны бороться за то, чтобы душа наша — вторая сущность — после смерти попала в чудесный сад, где будет испытывать вечное блаженство, а не томиться в гнусной стране Миктлане, куда попадают все, кроме воинов и беременных женщин, вынашивающих в своем чреве тех же воинов. За что им такая честь, повелитель? Что хорошего ваши воины сделали для всех племен, населяющих четыре части света?
— Помолчи, женщина, — поморщился Мотекухсома. — Ты бредишь? Тебя не страшит гнев богов? Тебя первой следует принести в жертву Тлалоку, ибо из-за таких, как ты погибнет мир, обрушится небо и воды затопят землю.
— Все это я уже слышала. В Чолуле обманутые жрецами люди тоже начали выворачивать камни в основании храма Кецалькоатля. И что же? Только пыль столбом.
Кортес встревоженно переводил взгляд с Малинче на Мотекухсому, потом резко прикрикнул.
— Чтоб вас, а ну, замолчать! — когда донна Марина повернулась к нему и неуклюже сделала реверанс, он добавил. — О чем вы говорили?
— О земных делах, ваша милость. О том, что клада отца светлейшего владыки Мехико далеко не достаточно, чтобы утолить нашу жажду золота.
— Вот именно. Добавь, чтобы он распорядился, чтобы золото доставили со всей страны. И пусть не скупятся!..
Войсковой раздел золота Ашайякатла едва не кончился открытым бунтом. Солдаты, получив приказ выносить сокровища, тут же приволокли из обоза давным-давно припасенные гири — ацтекам понятие веса было незнакомо — и с нескрываемым лихорадочным блеском в глазах, в присутствии королевского нотариуса принялись взвешивать драгоценные изделия. Тут же их переливали в бруски. В плавильню шло все подряд: изящно изготовленные уточки, фигурки ягуаров, орлов, койотов, колибри, нагрудные пластины, металлические части шлемов. Рубили на части жезлы, изображающие стебли кукурузы, ломали массивные браслеты, изумительной работы нагрудные пластины… Где можно было, выковыривали драгоценные камни. Глазки священных птиц колибри не поддавались — их так и бросали в тигель.
Общий вес сокровищ оказался равным 162000 песо [46] Солдаты не могли найти себе места. Затаив дыхание, следили за каждым взвешиванием, переговаривались тихо, ожидая раздачи, время от времени сплевывали на каменные плиты. На долю каждого, добравшегося до Теночтитлана, приходилась умопомрачительная сумма примерно по полтыщи песо на брата. В Испании такие деньги мало кому снились!
Сход собрался сам собой. Без долгих разговоров постановили — золото делить немедленно, на глазах у войска.
Тут во дворе появился Кортес. Шел он во главе офицеров, лица у всех были суровы и озабочены. Прежде всего капитан-генерал приказал солдатам построиться. Люди неохотно, собравшись поротно, замерли вдоль стен. Заметив в одном из рядов покинувшего пост бойца, Кортес тут же приказал выдать ему полсотни плетей. Тот завыл от отчаяния, однако кто-то из более опытных товарищей шепнул ему — не ори, а то доли лишат. Тот сразу повеселел, охотно зашагал в караулку.
— Ребята, — спросил капитан-генерал, — я выполнил свое обещание, которое дал в тот день, когда мы подняли якоря и отправились в плавание к Юкатану?
Общий восторженный рев был ему ответом.
— Почему же вы не выполняете своих? Вы обещали хранить мне верность и смело следовать за своим командиром, сражаться храбро, безропотно сносить лишения. Тогда по делам вашим будет награда. Славу вы уже заслужили. Теперь золото — вот оно перед вами.
Он указал на солидный штабель золотых слитков. Солдаты заревели ещё громче.
— Я слышал, кто-то неразумный предлагает поделить все поровну. Но так поступают разбойники, а мы, как вы знаете, находимся на службе у его католического величества, короля нашего дон Карлоса. Будет ли справедливым лишить его причитающейся доли?
«Об чем говорить! — закричали в строю. — «Король и есть король, он наш защитник!»
— Далее я хотел бы напомнить о заключенном с вами договоре, по которому моя доля тоже составляет пятую часть всех доходов. Был такой уговор?
В рядах несколько смешались, там уже менее охотно закричали: «Был! Как не быть!»
— Теперь вспомните, кто вложил собственные средства в снаряжение экспедиции, кто отдал приказ отправиться в плавание. Я веду речь о губернаторе Кубы, его милости Диего Веласкесе. Когда вы записывались в войск, вы что, не знали об этом?
Теперь войско совсем примолкло. Во дворе наступила угрюмая, напряженная тишина.
— Четвертый пай, опять же согласно уговора, должен быть отдан пушкарям, арбалетчикам, аркебузирам и гарнизону Веракруса. Об этом тоже был разговор. Правильно я говорю, — обратился Кортес к королевскому нотариусу.
Тот подтвердил его слова.
— Так что, ребята, ваша доля — пятая часть всего золота. Вот её вы вправе делить по своему усмотрению. Поровну так поровну…
Солнце палило нещадно — был полдень. Во дворце Ашайякатла царила удивительная, нестерпимая тишина. Горожане, до сих пор с тревогой и некоторой досадой, приглядывающиеся к высоким стенам, за которыми разместились вызывающие неприязнь шумные, крикливые пополокас, с недоумение поглядывали в ту сторону. Многие ацтеки выбрались на крыши домов, на рынке как-то сразу спала торговля, жрецы высыпали на ступени храмовых пирамид. Во дворце словно все вымерли. Горожанам хотелось верить в подобное чудо, но чужестранцы были изворотливы, коварны, непобедимы. Голоса подвластных им чудовищ напоминали гром и заливистый боевой клич…
Между тем солдатская братия медленно приходила в себя. Многие ещё удивленно помаргивали, когда кто-то громко и изумленно спросил:
— Это что, выходит по сто песо на брата?
Следом тишина треснула. Единый, немыслимой силы вопль вырвался из сотен глоток. Жрецов словно ветром сдуло со ступеней пирамид, мужчины бросились за оружием, ближайший рынок мгновенно опустел. Рев повторился, потом перешел в громкий, нестройный гул.