— Значит, Посланник, ты хочешь переделать наши обычаи по образцу пришельцев?
— Нет, Шабр, не хочу.
— Но почему, Посланник? — изумился ученый смертоносец. — Зачем ты мне тогда все это доказывал?
— Нас слишком мало, — вздохнул Найл. — Сколько пауков в нашем отряде могут иметь потомство?
— У нас четырнадцать самок и сорок три самца, — на этот раз четко, почти по-человечески ответил смертоносец. — Двадцать девять пауков еще не спаривалось.
— Значит, самки смогут родить только по два раза, — подвел итог правитель. Нас слишком мало, Шабр. В достоинствах и недостатках каждого из детей мы сможем убедиться лично.
— Что ж, будем ждать спаривания, — согласился смертоносец. — Извини, что побеспокоил, Посланник.
Паук развернулся и убежал, а за полог вошла незнакомая девочка, из детей.
— Кто ты? — удивился ее визиту правитель.
— Меня зовут Кавина, Посланник, — представилась девушка. Юлук рассказывала, что вы делали с ней очень странные вещи. Это правда?
Гостья скинула с себя тунику, присела перед Найлом бесцеремонно засунула руку ему под подол и пощупала член.
— Ой, и правда растет! — с восторгом воскликнула она, задирая тунику правителя. Значит, вы действительно играли? А мне можно?
* * *
Только когда удовлетворенно-восторженная Кавина ушла, а Посланник немного отдохнул на сбившейся подстилке, он вдруг понял истинную причину визита хитрого паука: Шабр просто-напросто хотел оставить Найла наедине с одной из женщин нового поколения! И смог сделать это так, что правитель не успел вовремя сообразить, как его уже банальнейшим образом спарили в соответствии с приказом давно ушедшего в небытие Смертоносца-Повелителя.
— Ну, Шабр, я тебе это припомню, — пообещал Найл, однако сам ощутил нехватку злости в своем обещании, и потому добавил: — Больше — ни разу!
Паук промолчал.
* * *
— Поднимайтесь.
Найл ощутил легкое, почти невесомое прикосновение к своим губам, открыл глаза и еле различил в сумерках лицо принцессы Мерлью.
— Вставай, Найл, пора.
— Темно же еще, Мерлью.
— Чем раньше выйдем, тем больше успеем пройти за день, — пояснила принцесса, протянула руку и тихонько стукнула правителя по кончику носа указательным пальцем. Пока вы отнесете Пурта в его тайник, как раз рассветет. Вернетесь, мы все поедим и можно будет выступать.
Как ни хотелось поспать еще, но Найл вынужденно признал, что Мерлью и на этот раз приняла правильное решение.
Взрослых женщин принцесса оставила сворачивать лагерь и готовить еду, а все дети, Нефтис и Симеон вслед за правителем отправились на берег озера. Как-то само получилось, что Пурта несли подростки, поочередно меняясь, словно каждый хотел напоследок коснуться панциря своего друга.
Водная гладь блеснула за деревьями почти одновременно с появлением солнца над горными склонами, заискрились алые отблески на поверхности озера и тут же исчезли, сменившись самыми обычными, белыми. Найл удивился, но останавливаться не стал — в этой долине слишком много странностей, за всеми не уследишь.
Вскоре они вышли на полукруглую поляну перед домом. Дети забеспокоились, опустили искалеченного смертоносца на траву и растерянно прижались к деревьям, в кронах которых правитель разглядел серые тела пауков — тоже пришли проститься.
— Чего это они шарахаются? — удивился Симеон.
Медик, точно так же, как Найл и Нефтис видел перед собой всего лишь черную поляну: он даже представить себе не мог, что перед глазами юного поколения, куда более чувствительного к мысленному восприятию восьмилапых друзей, разверзлась бездна, над которой парила высокая башня, украшенная чашами антенн.
— Подожди здесь, — попросил Найл, подсознательно захотев присвоить себе всю славу от очередного чуда, кивнул Нефтис, они подхватили Пурта и шагнули вперед.
Под деревьями прокатилась волна восторга. Правитель не удержался, вступил с детьми в мысленный контакт и со стороны увидел, как двое людей по воздуху переносят в башню замершего в испуге паучка. Действительно красиво. Увы, чтобы перенести парализованных ойойоек пришлось сделать еще три ходки и впечатление от зрелища несколько притупилось.
Смертоносца Найл пристроил слева от двери, в прохладной тени. Жучков сложил немного дальше, к окну. Остановился перед остающимся в одиночестве пауком, немного постоял, послал ему импульс прощания и вышел прочь. Когда правитель ступил на траву, от деревьев отделилась Юлук и громко спросила:
— А с Пуртом здесь точно ничего не случится?
— Пурта больше не существует, — громко и торжественно объявил Найл. — Есть Память Парящей Башни! Наша память — и она будет существовать, пока жив хоть один из нас.
* * *
Плотно перекусив, путники покинули шатер, ставший за последние дни почти родным и подтянулись в самый западный край долины, туда, где смыкались «рыжая» и «полосатая» горы, и где высота стены составляла не больше полусотни метров. Вверх побежали пауки, трое из которых оставили за собой прочные паутины.
— Ну, пора в путь, — решительно выдохнул Найл, взялся за одну из белых нитей и стал подниматься наверх.
Горная стена представляла собой не вертикальный отвес, а сильно изломанный, хотя и крутой, склон. Здесь были в изобилии и небольшие уступы, и выемки, что позволяло находить опору для ног, и не прилипать к паутине всем телом. Правда, туника на груди постоянно склеивалась с нитью в единое целое, но это еще можно было терпеть. Примерно на высоте в тридцать метров паутина перекинулась с «полосатой» горы на «рыжую», и Найл убедился в том, что странный окрас склоны придавали отнюдь не вкрапления железа, как он думал раньше, а короткий лишайник красно-желтого цвета, плотно укрывающий камни. Сандалии начали скользить, и несколько метров правителю пришлось подниматься на руках, в очередной раз испытав всю прелесть близкого контакта с веревкой из паутины. Впрочем, самый трудный участок остался позади — перед Найлом открылась большая выемка, из которой он без особого труда выбрался на самый гребень горы и с удовольствием принял удар свежего, прохладного ветра упруго толкнувшего Посланника в грудь.
— Вот это да! — охнул правитель, обозревая великолепный вид, открывающийся под ногами.
Кончиков сандалий почти касались своими макушками две могучие сосны, растущие на небольшом уступе чуть ниже. Справа, метрах в пятнадцати, залитый солнцем склон, на котором тут и там красовались стройные сосны и кедры, уходил вниз если не полого, то вполне достаточно, чтобы спускаться по нему без подручных средств. Слева, на таком же пологом склоне росла небольшая рощица низеньких — в рост человека — пушистых елочек.
В зарослях, неразличимый среди темно-зеленых ветвей, кто-то шумно, с хрустом копошился. А впереди, на расстоянии двух-трех километров, заметно выше уровня правителя поднимался новый коричневый отрог, словно собранный из мелких ступенек и крупных террас.