– Ну что ты?.. Оленины поели бы!

Маслов показал на вспугнутых птиц и шепотом приказал:

– Тсс!

Олениха, тоже почуяв неладное, еще немного постояла на поляне, втягивая туманную прохладу влажными ноздрями, потом нервно задвигала ушами и бросилась в чащу. Маслов, свистнув Вожжову, прижал палец к губам и указал на кусты. Они слишком давно служили вместе, а потому все знаки оказались понятны Вожжову. Он залил огонь и нырнул в кусты.

Когда Самойлов выехал на поляну, то увидел лишь дотлевающий костер, небольшой нож, явно служивший еще полминуты назад бритвой своему владельцу, да котелок с дымящейся кашей. По всем приметам он понял, что из кустов за ним наблюдают. Ну что ж, хотите представления? Пожалуйте. Иван не спеша покинул седло и подошел к одиноко висевшему котелку, взял плошку, заботливо поставленную около костра, плюхнул в нее добрую ложку каши, потом подождал, но поскольку компанию ему никто не составил, добавил к первой еще пару щедрых, с горочкой. Вдохнул полной грудью приятный аромат и снял пробу. Каша оказалась отменной, но Иван решил раззадорить тайного зрителя:

– Недосолили! – громко поставил он оценку лесной стряпне.

Но выдержка у наблюдателя оказалась отменная – ни одна веточка не шевельнулась вокруг. Иван понял, что представление пора кончать, а потому крикнул:

– Эй! Хватит по кустам шариться!

В этот самый момент он почувствовал приставленный к спине ствол. Так и застыл с поднятой в руке ложкой – глупый вид, но ничего не попишешь: обыграл его наблюдатель.

– Оборотись-ка, дружок, только медленно!

Самойлов подчинился. Картина, открывшаяся его

взору, не сулила ничего хорошего. По напряженным лицам и наставленным ружьям он понял, что в целом зрители остались недовольны увиденным представлением. Драгуны явно не были рады незваному гостю, да к тому же обладавшему зверским аппетитом. Оценив ситуацию, Самойлов не стал лезть на рожон с начальственным тоном, наоборот, взял эдакий дружеский, даже разухабистый. Такой у них был принят в полку. Видимо, без доброй шутки тяжело солдату, потому как смерти каждый раз в глаза смотреть не всякий может. Вот и сдабривают служивые свою жизнь то шуткой, то байкой.

– А я-то думал, кто ж это костер в дозоре палит! А это наши драгуны греются! Хоть кашу сварили и то ладно…

Один из драгун расплылся в улыбке:

– Ладно скалиться, ты руки-то опусти!

Эта команда понравилась Ивану больше первой, а потому он охотно подчинился и сел на поваленное дерево. Затем покопался в сумке, достал свернутую в трубочку бумагу и протянул улыбчивому драгуну со словами:

– Приказывают нам встретить карету. От реки сопроводить до самой столицы. Вопросов не задавать, внутрь не заглядывать. Это тайный посланник, вроде.

Тот повертел приказ в руках и протянул товарищу. Второй драгун осмотрел письмо, но, видимо, грамота не была его сильной стороной, он погладил роскошный ус и сказал:

– Тайный – значит, тайный!

Долгие годы солдатской службы приучили его к мысли, что приказы начальства и обсуждать нечего – все равно сполнять придется.

Глава IV,
из коей пока не ясно, кто мышка, а кто кошка

Придворный художник Таннауэр, быть может, и хотел польстить графу Петру Толстому, но портрет его работы недалек был от оригинала. Несмотря на почтенный возраст, а Толстому на портрете уже за 70, на нем изображен отнюдь не старец, согбенный судьбой. Кафтан и парик по последней моде выдают в нем щеголя. А взгляд каков! Ироничный, с прищуром. И лицо умное, волевое. Брови вразлет, тяжелый подбородок и тонкие, плотно сжатые губы. Посмотришь, и сразу видно, что перед тобой вельможа с живым умом, не лишенный, однако, и пороков в духе своего века. Ходил про графа анекдот, будто сам Петр так отрекомендовал его: «Человек очень способный, но когда имеешь с ним дело, то нужно держать камень в кармане, чтобы выбить ему зубы, если он захочет кусаться». А «кусал» Толстой изощренно и наверняка. Не зря от него ведет Русь-матушка историю тайного политического сыска. И хотя руководил Петр Андреевич Тайной канцелярией не единолично, а стоял во главе коллегии, все же его подпись почти на всех документах значилась первой. И только Толстой имел право доклада Петру о делах своего ведомства.

Петр Андреевич начинал поздно. В 52 года был послан царем в Венецию изучать военно-морское дело. Но флотским офицером так и не стал, его ждало дипломатическое поприще. Особо отличился граф в истории с наследником. Это он сумел, избежав дипломатического конфликта, уговорить беглого царевича вернуться из Австрии в родные пенаты. Алексей Петрович был осторожен, никому не доверял, а Толстому поверил, ведь тот обещал ему отцовское прощение. Доверчивость стоила наследнику жизни, а Толстой получил щедрые земельные пожалования и стал действительным тайным советником «за показанную так великую службу не токмо ко мне, – говорилось в царском указе, – но паче ко всему отечеству в привезении по рождению сына моего, а по делу злодея и губителя отца и отечества».

И в нашем романе сей персонаж сыграет не последнюю роль.

– Ну что же наш масон? Заговорил? – обратился Петр Андреевич Толстой к Ушакову.

Ничто в его фигуре не выдавало заинтересованности: он стоял у решетчатого окна и кормил попугая в клетке. Но Ушаков знал, насколько важна для Толстого сия информация, а потому поспешил с ответом:

– Да, Ваше сиятельство! Думаю, что князь ждет тайных гостей. Генерал масонского Ордена обещал поддержку Папы и всех европейских держав, если Меншиков станет регентом.

Он так и знал, что этот торгаш предаст его при первом же случае! В споре о престолонаследии Толстой с Меншиковым оказались по одну сторону. Благодаря их усилиям Екатерине удалось удержать власть. И вот только поманили этого корыстолюбца заморские гости, как он уже спешит обойти своих же сподвижников. Да не по зубам пища!

– Знать, не зря тогда царь выхлопотал Алексашке титул князя Римской империи, – произнес Толстой.

– Если с наследником что случится. – наступил на мозоль Ушаков.

– То ему до короны рукой подать! – прошипел Толстой в возмущении. Ушаков словно читал мысли, которые Петр Андреевич до поры до времени желал оставить при себе. – Что-то еще? – спросил он, справившись с возмущением.

Ушаков сделал вид, что эмоции Толстого остались им не замеченными. Да и не об этом сейчас речь. В руках Андрея Ивановича оказалась куда более ценная информация, о которой не ведали ни Меншиков, ни Толстой. И он поспешил поделиться догадкой:

– Одним из важных масонов в России был некто Фалинелли, итальянский посол в России.