После обеда Вангувер направился на рынок. Он словно искал кого-то. Наконец из-за прилавка вынырнул давешний воришка.

– Ну как? – спросил он у фокусника.

– Посмотрим, вроде бы клюнул.

Глава II,
в коей Ушаков остается недоволен увиденными фокусами

Вангувер въехал в русскую столицу ближе к полудню. На улицах было людно. Он без труда нашел нужный дом и приказал кучеру остановить у подъезда. Чумазый мальчишка, тот самый, что умыкнул кошелек у графа Орлова, спрыгнул с козел и, склонившись в карикатурном реверансе, распахнул дверцу кареты. На устах его сияла все та же лукавая улыбка. Вангувер спрыгнул на шуршащую гравием дорожку и осмотрелся. Особняк был роскошным. Даже в Европе такой не часто встретишь. Уверенной пружинистой походкой голландец направился к дверям, возле которых застыли вымуштрованные лакеи.

Голос камердинера прервал неспешную беседу:

– По приглашению Вашего сиятельства господин Вангувер из Амстердама.

Ушаков, привыкший в своей жизни просчитывать все на несколько шагов вперед, удивился нежданному визиту:

– Это кто?

– Прелюбопытнейший субъект! – заулыбался хозяин.

Ему доставил огромное удовольствие не столько приезд голландца, которого он ждал, сколько то, что наконец-то удалось увидеть Андрея Ивановича заинтригованным.

– Ловко спас меня от воров на рынке в Амстердаме, – продолжил хозяин дома и дал решающий залп: – Оказался иллюзионистом, но благородных кровей!

Сие шутовское занятие в те далекие времена почти не практиковалось на Руси. Балаганы с петрушками да медведи на ярмарках под шарманку – вот и все развлечения. А тут вдруг иллю-зи-о-нист! Само слово приятно перекатывалось на языке.

Камердинер удалился, а через миг Вангувер вошел в гостиную и учтиво поздоровался с вельможами. Необычность сквозила во всем облике иноземца: умный пронзительный взгляд, точеные черты лица. Изящество манер говорило, что он или часто бывал в дворянском кругу, или сам принадлежал оному.

– Честь имею, господа! – произнес он на чистом русском.

Вангувер окинул своими темными глазами присутствующих, задержавшись на дочери Орлова, подошедшей в этот момент к отцу.

Лида, покраснев, прошептала, обратившись к батюшке:

– Не буду вам мешать.

– Хорошо, ступай, – кивнул граф.

– Минуту… – изящный поклон остановил барышню. – Граф. – обратился Вангувер к Орлову. – Вы позволите?

Орлов снова согласно кивнул, одарив гостей довольной улыбкой. В ту же минуту в тонких пальцах Вангувера, словно из воздуха, возник изящный букетик, который он с поклоном протянул Лиде. Та еще больше смутилась, поблагодарила фокусника и выбежала из залы.

Ушаков, ничуть не подивившись трюку, холодно заметил:

– Наслышаны мы о ваших талантах. Сие развлечение может позабавить царевича, но прежде не откажите в любезности дать представление для нас. Кстати, вам отметили паспорта? Давайте их мне, я позабочусь.

Вангувер взмахнул руками и протянул важному вельможе бумаги, которых не было у него в руках, когда он входил:

– Буду рад презентовать свой скромный труд перед вами.

Восхищенный Орлов крикнул:

– Степан!

В комнату явился слуга.

– Позаботься, дружок, чтобы для представления его милости была оказана всякая помощь.

Пока слуга выслушивал приказание хозяина, Вангувер внимательно изучал гобелен, висевший на стене, но как только граф закончил, тут же поклонился и вышел, следом за ним удалился и слуга.

– Да-а-а, – выпустил Толстой клуб дыма из любимой трубки, – с таким в карты не садись играть.

– Ловок! – отрезал Ушаков. Но по всему было видно, что не чудесные способности иноземца интересуют главу Тайного сыска. – Где, ты говоришь, его встретил? На рынке?

– Совершенно случайно, – пожал плечами не заметивший подвоха в вопросе Андрея Ивановича Орлов.

Вангувер был доволен собой. Он покинул особняк в прекрасном расположении духа. Несмотря на краткость визита и не слишком приятное общение с Ушаковым, он достиг своей цели. Элегантный господин стукнул пару раз тростью в дверцу кареты. Мальчишка, что сидел внутри, распахнул ее и на чистом русском языке обратился к хозяину:

– Нашел?

– Он в гостиной.

Мальчишка осмотрел ряд окон верхнего этажа, на которые ему указал Вангувер, и с радостью воскликнул:

– Там есть камин! Считай полдела сделано!

Вангувер и сам так считал, он сел в карету и велел кучеру трогать.

Раздосадованный Ушаков вышел из гостиной Орлова. Разве можно предпринимать столь рискованные действия без его ведома? Пускать ко двору иноземца, не проверив его хорошенько, не выпотрошив наизнанку?! Кто он, с каким умыслом пожаловал в нашу державу, когда трон российский и так под угрозой? Что за легкомыслие?! К лицу ли оно человеку, от которого зависит судьба православного престола? Польстился на легкую славу, какую непременно принесет ему визит голландского фокусника в падкой на все новое и необычное столице. О суета, суета! Погубит она Русь-матушку. Не для службы самодержавию российскому умы свои приспосабливает русский дворянин, а для получения удовольствий. И чем сановней, чем ближе к делам государственным, тем удовольствия сии требуются все изысканнее, а на это и силы, и время, и деньги нужны значительные. Куда уж тут интересы державы, до них ли теперь?

– Самойлов! – крикнул Андрей Иванович. А едва Самойлов подошел, понизил голос, дабы лишние уши не слышали: – Скажи, пусть отпишут в наше посольство в Голландии. Надо навести справки про этого господина, – Ушаков протянул экспедитору документы иноземца. – Но тихо, без особого шума.

Иван прочитал паспорт и поднял глаза на Ушакова:

– Кто это?

– Это я и хочу знать. Больно ловок, по-русски разговаривает почти без акцента. Кстати, приходи сегодня на представление, он у Орлова фокусы показывает.

Андрей Иванович решил, что нелишним будет, коли Иван своими глазами увидит заморского гостя. Ушаков посчитал разговор оконченным и направился к дверям, услужливо распахнутым перед ним вымуштрованными лакеями. Самойлов сначала не решался, а потом все-таки нагнал патрона и обратился с просьбой:

– Ваша светлость!

– Что еще?

– Дозвольте мне взять мою воспитанницу… – Андрей Иванович вскинул брови. Самойлов пояснил, смутившись: – На фокусы посмотрит, а то совсем зачахнет.

– Воспитателем заделался? – строго спросил Ушаков.

И этот туда же – фантазии разные вместо преданной службы.