Путники опять изрядно объелись, но утром им хватило силы воли встать и отправиться дальше, торя в ковыле новую тропу. До вечера удалось пробиться на добрых два десятка километров — поросший деревьями-падалыциками холм уже просвечивал между качающимися на ветру кисточками травы. Утром девушки сделали последний рывок, и к полудню выбрались на широкую поляну.
— Осторожно! На землю не выходить! — сразу предупредил правитель.
Однако поляна между ковылем и лесом заметно изменилась. Теперь здесь не было глинистых проплешин, под которыми обычно прятались земляные фунгусы. Поляну покрывал ровный слой невысокого кустарника, невероятно похожего на самый обычный вереск.
— Осторожно, — на всякий случай еще раз предупредил Найл, перехватил копье острием вниз и со всей силы вонзил в землю. Ничего.
Правитель сдвинулся немного вперед и снова вонзил копье. Обычная земля. В меру плотная, без подозрительных нор и каверн. Фунгусы, год назад сожравшие десять человек и столько же смертоносцев, исчезли без единого следа! Продолжая пробовать почву на прочность перед каждым шагом, Найл прошел последние полкилометра примерно за час и проник в тень леса.
Деревья-падалыцики. Голые стволы и похожие на чашу кроны. Они стояли крепко, с вековой монументальностью, прочные и надежные. В воздухе пахло свежестью, без всяких слащавых примесей. Не шевелились ветви, не сверкали среди листвы голодные глаза. Раньше деревья давали в ветвях пристанище вампирам, а сами питались их объедками и испражнениями, но после визита сюда изгнанников из города вампиры, похоже, больше на родные места не возвращались.
Лес тянулся больше чем на полкилометра, поднимаясь на самую вершину холма и немного спускаясь на противоположную сторону. Здесь гладкие и ровные стволы начинали перемежаться невысокими кустами, покрытыми серповидными листьями и округлыми желтыми, с лиловыми прожилками, плодами.
Застрявшие на несколько месяцев в Дельте люди смогли частью истребить, частью отпугнуть вампиров и вскоре сами убедились, что лучшего жилья невозможно и придумать. Широкие, мясистые листья крон легко выдерживали вес человека, заботливо смыкались над ним ночью или в плохую погоду, защищали от ветра, убаюкивали во время сна, желая в обмен только одного — богатых микроэлементами отходов жизнедеятельности и объедков. Стоило бросить что-либо на пол живой чаши, как между основанием листа и стволом открывалась щель, мигом поглощающая подарок.
В свое время Найл и Мерлью мечтали вывезти рассаду этих деревьев в город, разом избавившись и от необходимости содержать целую армию золотарей, и от неприятных запахов в отхожих местах. Увы, пока эта мечта оставалась всего лишь мечтой.
Родившиеся в этих самых кронах девушки с восторгом полезли на деревья, пауки рассыпались в стороны, надеясь найти какую-либо добычу, а Найл перевалил холм, дошел до края леса и с изумлением воззрился на узкую тропу, пробитую в колючем кустарнике от опушки до сверкающего внизу озера. За прошедший год просека так и не заросла!
— О чем ты беспокоишься, Посланник? — возникло в сознании недоумение Шабра. Мы дошли до цели, ничего не случилось.
— Тропа к озеру не заросла.
— Но ведь это хорошо!
— Слишком хорошо. Помнишь, сколько жизней стоило нам дойти сюда в прошлый раз? А теперь все просто и легко. Слишком просто и легко. Именно с этого и начинаются все неприятности.
— Дельта подчиняется Великой Богине, как мы тебе, Посланник. В прошлый раз она не хотела допускать нас к себе. Я считаю, ты должен открыть ей свое сознание, — в обращении Шабра звучала искренняя любовь и почтительность к величайшему источнику жизни.
В памяти правителя всплыли просторы родной планеты Богини — задавленные гравитацией разумные растения, суровый покой мира, не имеющего флоры. Комета принесла на Землю несколько десятков семян, но попали в удобные для жизни места и проросли из них только пять. Пять разумных существ на всю планету. Даже для могучего сознания это слишком мало — полноценное развитие гостей из далекого космоса возможно только в мощном интеллектуальном поле, поле, которое способно образовать только всепланетное сообщество мыслящих существ. Поэтому, стремясь дотянуть до своего уровня местных животных, подросшие растения и начали накачивать все вокруг жизненной энергией.
Людям на этом празднике жизни места не нашлось: имея высокий собственный интеллект, они оказались невосприимчивы к излучаемым частотам — а вот насекомые упивались энергией вовсю, быстро увеличиваясь в размерах. Вскоре один из видов пауков смог развить полноценный разум и начать строить свою цивилизацию.
Двум культурам на одной планете места не нашлось, и Землю захлестнула война на уничтожение. Победителями вышли пауки-смертоносцы, а уцелевшие люди стали их домашним скотом.
К разочарованию Великой Богини, едва став повелителями мира, смертоносцы остановились в развитии и тихо наслаждались дармовой энергией в своих тенетах. Стремясь расшевелить восьмилапых носителей интеллекта, Богиня целенаправленно вывела разумных жуков-бомбардиров. Вновь вспыхнула война, но погасла еще быстрее прежней — жуки договорились с пауками о мире, и теперь они вместе почивали на лаврах. Все заботы о властелинах были переложены на плечи порабощенных людей, да и тем запрещалось читать, пользоваться инструментами, а уж тем более — изготавливать какие бы то ни было механизмы.
Стоило в городе Смертоносца-Повелителя появиться северянам — энергичным, агрессивным, активным, как Богиня немедленно отвернулась от своих питомцев, перенеся все свои надежды на новых любимчиков.
— Разве ты забыл, Шабр? Мы ей неинтересны. Найл оглянулся на девушек и громко позвал: — Кавина, Калла, Трития, приготовьте фляги и оружие. За мной.
Все четверо спустились к воде. Раньше на этой тропке можно было легко получить в бок шип от плотоядного кустарника, встретить человеко-лягушку или норочного капкана. Однако на сей раз вслед путниками не послышалось ни единого шороха, не ощутилось ни единого движения. Они спокойно набрали воды и вернулись обратно.
После ужина девушки торопливо разбрелись по деревьям. Многие из них еще помнили кроны, в которых впервые увидели свет, в которых провели первые недели своей жизни. По отношению к падальщикам у них зародилось то самое чувство, которое Найл испытывал только к матери. И это было естественно — в соответствии с обычаями города, матери сразу после рождения отдали своих детей смертоносцам и больше никогда о них не вспоминали. Новорожденные видели множество разных кормилиц, и только одно существо оставалось неизменным и заботливым — крона дерева.
Поддавшись ностальгическим воспоминаниям, Найл попытался найти того самого падальщика, на котором он прожил несколько недель рядом с Мерлью. Правда, единственная примета, отложившаяся в его сознании от тех времен — это сухой панцирь саранчи, застрявший между желтых узловатых корней. Останков саранчи вокруг валялось в достатке. Махнув рукой, правитель вскарабкался на ближайшее дерево и устало откинулся на широкий прохладный лист.
Крона качнулась, подпирая просевший лист соседними.