Рыцарь Синего флага замялся.
— Ага, — понял Посланник. Значит, как раз королевской власти они и подчиняются?
— Да никто за короля и вилку не поднимет, — отмахнулся Закий. — Просто они хотят себе вольности отбить. Баронский совет, без согласия которого ни один указ силы не имеет. Что же это за князь будет с таким советом?
— Король здесь?
— Нет, конечно, — даже испугался рыцарь.
— Кто его пустит? Пока он с трех лет-то рос, регент Стипень все его королевство разбазарил. Осталось только Небесное плато, да замок один. Воинов тридцать выставит, не больше. Если на замок никто пока не покусился, так только из-за штандарта королевского на башне. Князь Граничный новую страну по кусочкам собрал, она теперь его по праву.
«Стало быть, — мысленно прикинул Найл, — силы примерно равны. У князя мощный кулак, он хочет абсолютной власти. У баронов примерно те же силы, но они распылены. Зато есть прекрасное прикрытие — вассальная присяга. Они как бы не бунтари, они своего господина защищают. На деле: просто хотят урвать кусок пожирнее от раздраконенного королевства».
Посланник начал немного понимать, в какой муравейник попал, и ему стало тоскливо — не хватает еще кровь братьев за чьи-то присяги, штандарты и советы проливать. Не-ет, его они в свою кутерьму не затянут.
— Закия, мне пора уходить.
— Что вы, Посланник Богини? Прием еще только начинается.
— Ты забываешь, рыцарь Синего флага, что со мной полторы тысячи бойцов. Пока я тут развлекаюсь, они на улице между стен давятся. Если я буду здесь, в тепле, а не там, с ними, они могут этого не понять.
— «И добычу, и невзгоду рыцарь должен делить со своими воинами», — продекламировал Закия. — Я передам ваши извинения князю.
* * *
Подаренный Посланнику дом был не то глиняным, не то деревянным: каркас из прочных вертикальных и горизонтальных балок, в образовавшиеся пересечениями квадраты вставлены более тонкие, скрепленные крест-накрест доски, а все остальное пространство плотно забито какой-то грязью и оштукатурено. Впрочем, не смотря на оригинальность методики возведения стен, здание выглядело опрятно, даже симпатично — четкий геометрический рисунок деревянной основы на белом фоне.
Хотя дом считался двухэтажным, в нем имелся обширнейший подвал пятиметровой глубины, разделенный продольными перекрытиями на три секции, обширный сухой чердак под островерхой крышей разделенный на две горизонтальные части и, собственно, сами жилые этажи. Первый — на уровне трех метров над землей.
— У вас налоги за количество этажей берут? — поинтересовался Найл.
— Да, — кивнул сенешаль.
— Тогда все понятно.
На улицу выходили окна трех маленьких конурок — видимо, помещений для прислуги, а господские комнаты смотрели во двор. Не очень обширный, где-то десять на десять метров. Тут имелось еще несколько построек: продуктовый лабаз — сарайчик на сваях, с резными, свободными для вентиляции стенами, сарай вкопанный в землю — видимо, вход в погреб, и сарай просто стоящий на земле — то ли курятник, то ли крольчатник. Еще вдоль стен стояло несколько широких вазонов с цветами, а под окнами спальни был разбит широкий газон.
— Раз уж мы решили держать здесь детей, — сказал правитель, — нужно привезти и посадить хотя бы десяток деревьев-падальщиков.
— Не вырастут, — покачал головой сенешаль. В городе ничего не растет.
— Вырастут, — пообещал Найл. — Им земля нужна только как опора. Все остальное они другим путем получают.
— Как скажете, господин, — пожал плечами северянин, всем своим видом показывая, что его дело предупредить…
— Ну-с, Райя, располагайся, — повернулся правитель к бывшей хозяйке солеварни. — У тебя у единственной некоторый опыт торговли есть. Дальше придется учиться на ходу. Обживайся. Шабр оставит несколько смертоносцев, умеющих обращаться с малютками. Твое дело малышей покупать и отдавать им. Два десятка пауков уже рыскали по новым владениям Посланника Богини, пытаясь прикинуть, как наиболее рациональным образом устроить филиал острова детей.
— В дома призрения пойдете? — отвлек их от приятных хлопот сенешаль.
— Да, — спохватился Найл. — Шабр, свои советы дашь потом, у нас есть еще дела.
Втроем они еще раз пересекли весь город. Приюты располагались на самом берегу озера, но тем не менее от них разило вонью еще сильнее, чем от городских кварталов. Еще издалека правитель увидел, что перед каждым из стоящих бок о бок трех бараков сидит на цепи по ребенку лет пяти-семи.
— Это еще зачем?
— Что бы люди добрые милостыню подавали, — пожал плечами сенешаль. Если старших сажать, подают меньше. Совсем малые на цепи мрут, жалко. И без цепи нельзя: они ведь недоумки. Убредут куда, потом и не найдешь. Вы, господин, знайте, я вас обманывать не собираюсь. Здесь только полудурки собраны, ни на что негодные. Выбирать не из кого.
— Да, хорошо, — кивнул Найл, открывая дверь. Я помню.
В лицо упруго, словно ударили подушкой, дохнул смрад. Правитель понимал, что держат под крышей и кормят этих бесполезных существ только из милости, но все-таки… Дом делился на несколько обширных комнат, вдоль стен в два яруса стояли деревянные топчаны. Вот, пожалуй, и все, чем снабдили подростков. Обитателей здесь ютилось явно в несколько раз больше, чем имелось топчанов. Где и как они спали — составляло неразрешимую загадку. На полу лежал слой влажной грязи толщиной в два пальца. В ней ползала всякая малышня, поднимая какие-то козявки, разглядывая, суя в рот. Если их до сих пор не затоптали более старшие обитатели приюта, то только потому, что в большинстве своем они просто сидели на полу или на топчанах, тупо смотря перед собой или сосредоточенно ковыряясь пальцами в носу. Над всеми витало ощущение хронического голода.
Найл почувствовал тошноту и отвернулся.
Он сразу вспомнил свою первую ночь в городе пауков. Тогда его, пленного дикаря, кинули в общую казарму слуг. Помещение было сухое и чистое — ладно, пускай в пустыне другой климат и подобной грязи в принципе быть не может. Но: двухэтажные топчаны — с запасом, несколько лежанок всегда свободны. Соломенные матрацы — несколько запасных всегда лежало у стены. В каждой казарме в углу всегда стоял котел с едой — каждому до отвала. В квартале рабов Найлу тоже приходилось прятаться. Представители десятого, выродившегося поколения слуг не представляли для смертоносцев никакой ценности. У них в комнатах не имелось ни матрацев, ни топчанов. Но котел с сытным варевом — обязателен для всех! — А чего вы ожидали увидеть, господин? — посочувствовал сенешаль. Полудурки.
Из тех знаний, которые вкачала в память Найла Белая Башня, болезнь детей называлась несколько иначе: олигофрения, от олиго — нехватка, и греческого phren — ум.
Врожденное или приобретенное в младенческом возрасте недоразвитие психической деятельности, разделяющееся на три степени: дебильность, имбецильность и идиотию. Так что, избранное сенешалем слово «недоумки» можно было счесть почти научным термином. Характеристика князя: «дети праздников» тоже находилось на уровне знаний двадцать первого века. Пить надо меньше перед зачатием.