Карл фон Граф подобрал с земли револьвер старого товарища, положил к себе в карман, вместо него вынул свой и тихонько приставил к лицу Эрвина.
— Я люблю стрелять из собственного оружия. Может быть, тебе это смешно, но мне так спокойнее.
Пот выступил на лбу Эрвина. Он никак не мог себе представить, что все это происходит на самом деле.
— Карл! Ты же… как ты можешь…
— К сожалению, выбора у меня нет. Повторяю: ты меня очень, очень огорчил. Я дал тебе поиграть в охотника, а ты преступил мои приказы, чтобы удовлетворить свой инстинкт убийцы.
— Вспомни же Варшаву! Я спас тебе жизнь!
— Я помню, и хорошо тебя за это отблагодарил. Видишь ли, Эрвин, убивать для эсэсовца не проблема, но он не может убивать без приказа. Ты принадлежишь к расе исполнителей. Твоя роль всегда была — повиноваться беспрекословно. Не надо было из нее выходить.
С последним словом его палец повел спусковой крючок. Глаза фон Граф сознательно не закрывал.
— До свиданья, Эрвин. Зиг хайль!
Выстрел прозвучал в темноте. Эрвин рухнул на землю, как подстреленный зверь. Вдали от родных вестфальских лесов охотник обернулся добычей. Карл тут же пошел назад наверх. Надо было приказать братьям немедленно убрать тело.
Сыро и холодно — вот были первые чувства Ле Биана, когда он очнулся. А потом стало больно: голова стукнулась о низкий каменный потолок. Как ни странно, удар не оглушил его, а окончательно вывел из забытья. Тут он разом понял всю невероятность своего положения. Он лежал в наручниках, скорченный, в тесной нише, выдолбленной в стене и забранной тяжелой решеткой. Как зверь в клетке. Голова сильно болела не только от удара, но и словно от пробуждения с тяжелого похмелья. Он собрался с мыслями и вспомнил сарайчик Шеналя. Потом припомнился указ Константина, инициалы фон Графа, шприц, рассказ хозяина гостиницы…
— Пьер!
Откуда это его позвали? Голос звучал где-то близко, с левой стороны, и казался ему знаком. Но здесь, в этой пещере, он был так не к месту! Скрюченный в клетке, Ле Биан не мог посмотреть в ту сторону, откуда доносился голос, но откликнулся:
— Бетти?
— Да, миленький. Что, они и тебя изловили? Теперь уж нам, верно, крышка. Хотели всех надуть, да нашлись похитрее нас.
— А ты как сюда попала?
— Ну, мне надоело изображать кинозвезду на Ривьере, я вернулась в Юсса заняться опять делом. Кушать-то надо что-то. А меня тут и встретили со всем почетом.
— Усыпили?
Бетти засмеялась, но невесело.
— Нет, я имела право дойти с ними до машины со шпалером у спины, а потом мне завязали глаза и бросили сюда. Вот я тут вторые сутки и гнию в сырой кладовке.
Ле Биан прикрыл глаза. Прямо напротив него была еще одна зарешеченная ниша. Бетти как будто прочла его мысли.
— Смотришь, кто там напротив? — спросила она. — Еще один. Мальчишка, довольно молоденький, но выглядит уж очень плохо. Когда меня привезли, он здесь уже был, но не говорит ни слова — только стонет от боли. Верно, неласково они с ним обходились. Ну так что, нашел ты сокровище нашего дурачка?
— Нашел, только его забрали они.
— Жалко! А что это было? Карта клада? Алмазы? Золотой меч?
— Нет, один документ, но очень важный.
— Тьфу, пропасть! — воскликнула Бетти. — И вот я из-за какой-то дрянной бумажки торчу в этой норе!
Ле Биан ничего не ответил. Бетти, пожалуй, была права. В пещеру вошли два человека в длинных белых плащах с эмблемой ордена. С ними была женщина с головой, накрытой капюшоном. Ее толкнули, она повалилась плашмя.
— Вот вам еще компания! — с сильным немецким акцентом сказал один из мужчин.
Он грубо сорвал капюшон с головы девушки, вырвав при этом прядь черных волос. Биан вытаращил глаза:
— Ми… Мирей?
Карл фон Граф оправил мантию с накидкой, украшенной гербом, и проверил, правильно ли висит меч на перевязи — точно ли так, как на картинках из книг про рыцарей, которые он любил читать с самого раннего детства, а потом изучал в библиотеке Аненербе. Он нашел, что вид у него самый достойный и можно войти в зал. Четверо собратьев, все в одинаковых белых туниках с эмблемами Ордена, ожидали его. Фон Граф встал перед алтарем и начал торжественную речь.
— Добрые Мужи! Сегодня наступил день нашего возрождения. Мы идем по стопам тех, кто не отрекся от веры своей, кто предпочел позору падения жертвенное пламя костра. И вы не отреклись от веры своей, и сегодня получите награду.
Он обернулся, поднял меч в сторону герба, висевшего над алтарем, и продолжал:
— Наш герб — подобие самого нашего Ордена. В нем соединены славная двойная руна ордена СС и крест ордена катарского. Соединив непреклонную решимость первых с неколебимой верой вторых, мы построим новый мир.
Фон Граф внимательно посмотрел на своих четырех гвардейцев. Все они стояли навытяжку, положив руку на эфес меча. Он с радостью убедился: все они полностью сохранили ту выправку и дисциплину, с которыми когда-то маршировали перед рейхсфюрером.
— Орден только что одержал большую победу. В наших руках документ, который тщетно всю жизнь разыскивал наш товарищ Отто Ран. Почтим его интуицию и огромную культуру.
Четверо склонили головы в знак почтения.
— Этот документ, — продолжал фон Граф, — будет краеугольным камнем, на котором воздвигнется новый порядок. Мы сообщим его всему миру, и он ниспровергнет ложные ценности, издавна управляющие нашей цивилизацией. И земля будет вновь очищена!
Он поднял меч прямо вверх; четверо сподвижников тотчас сделали то же.
— Слава Ордену! Зиг хайль! Зиг хайль!
Фон Граф умолк, дожидаясь, пока перестанет отдаваться эхо в каменном чреве пога.
— Я уверен: с вашей помощью нашей церемонии будет обеспечен выдающийся успех. Там соберутся все наши братья. Мы знаем, что их верность была подвержена тяжким испытаниям, что некоторые даже изменили своему долгу. Имя доблести нашей — верность, и мы им об этом напомним, использовав силу примера.
Добрые Мужи прекрасно знали, куда клонит их вождь, но фон Графу нужно было довести речь до конца.
— Тогда они узнают: мы ни перед чем не остановимся, чтобы установить свои законы. У меня добрые вести, братья мои. Каждый день я получаю новые досье на бывших коллаборационистов, которые надеются раствориться безымянными в обывательщине возвратившейся мирной жизни. Но прошлое настигнет их, и ряды нашей армии вырастут. Некоторые наши братья готовят акции, которые нарушат покой горделивых демократий, установившихся на развалинах нашего Рейха. Главные преступники, главные иудеокоммунисты, будут находиться под неослабным наблюдением. Война на пороге!