– Прости, – отрезвев, сказала Корделия. – Просто я очень люблю твою музыку и твое творчество и уже давно хотела, чтобы ты сама исполнила свои песни, больше всего на свете.
– Не слишком легко это будет сделать, – сказала Си-Си. Вонищенка озабоченно поглядела на нее.
– Сколько у нас, десять дней?
– Не больше, – кивнув, ответила Корделия.
– Тогда каждая минута на счету.
– Ты правильно понимаешь. Я хочу, чтобы кто-то был при тебе для связи со мной, тот, кто предоставит тебе все необходимое, как только оно понадобится. Человек, которому я смогу доверять и которому ты тоже сможешь доверять.
– Кто бы это мог быть? – с подозрением спросила Вонищенка. На ее худощавом лице выступили мускулы, и она прищурила карие глаза.
Корделия сделала глубокий вдох.
– Дядя Джек, – сказала она.
Выражение лица Вонищенки сложно было бы назвать радостным.
– Почему? – спросила она.
Си-Си искоса глянула на нее.
– Почему не я?
– Ты можешь помогать Си-Си столько, сколько захочешь, – поспешно ответила Корделия. – Но мне нужно, чтобы Дядя Джек во всем этом участвовал. Он знающий, уравновешенный и заслуживает доверия. А для меня это темный лес, – честно призналась она. – Мне нужна любая помощь, какую я смогу найти.
– Джек об этом знает? – спросила Вонищенка.
Корделия задумалась.
– Ну, я уже хотела ему сказать.
Она поняла, что каджунская кровь дает себя знать, почувствовав, что краснеет, взяла себя в руки.
– Я оставила сообщения ему на автоответчик. Но он не отвечает.
Вонищенка откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Тянулись минуты. Потом подошел грек-официант, чтобы принять заказ, но Си-Си сказала ему, чтобы он подошел чуть позже.
Открыв глаза, Вонищенка тряхнула головой, будто пытаясь очистить ее.
– Я не думаю, что этот парень ответит на твои звонки, – сказала она.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Корделия со странным чувством, что все ее планы – будто стопка бумаги, соскальзывающая со стола, который медленно клонится в сторону.
– Все безнадежно, – ответила Вонищенка. – Джек очень далеко. Кажется, где-то в Нью-Йоркском заливе. Кончает там от радости, гоняя тварей, каких ты не увидишь в океанариуме в Касл Клинтон. Судя по тому, сколько сырого мяса он уже съел… – она улыбнулась без намека на юмор, – прийти домой, чтобы пообедать, ему захочется не скоро.
– Какая хрень, – на смеси английского и французского пробормотала Корделия. – В любом случае, – продолжила она, обращаясь к Си-Си, – позвони мне в офис завтра утром, я уже что-нибудь сделаю. Либо Дядю Джека найду, либо кого-то еще.
– Пусть это будет кто-то еще, – сказала Вонищенка.
Корделия демонстративно улыбнулась. Подошел официант, и она заказала фруктовый десерт.
И вписала Си-Си в список участников мероприятия черными заглавными буквами.
– К чертям собачьим, – сказала она вслух. – Я хорошая.
Задумавшись, поглядела на экземпляр «Вилидж Войс», лежащий на столе. Небольшая заметка в разделе происшествий, напечатанная микроскопическими буквами, была обведена красным.
Она написала на панели еще одно имя.
ПятницаДерьмо, подумал он по-французски.
Двух мнений быть не может. Именно так он себя чувствовал, притащившись домой рано утром. Никакой радости с того, что он оказался в гостиной после того погрома, который сам же и устроил. Джек спотыкался об обломки. Поглядел на разбитую дверь, ведущую в спальню. Рука все еще болела. А теперь еще и зубы. Голова, руки – казалось, болит каждая косточка его тела.
– Войдите, – выругался он, увидев мигающий красный огонек автоответчика. Он уже почти привык игнорировать этого одноглазого демона, но все-таки нагнулся и стукнул пальцем по кнопке воспроизведения.
Три сообщения от супервайзера. Джек понимал, что попозже надо будет позвонить, иначе работы, на которую он мог бы вернуться, уже не будет. Ему нравилось жить здесь, под землей, он наслаждался возможностью делать полезное дело здесь, во тьме.
Другие восемь сообщений от Корделии. Не слишком-то информативные, но и ничего тревожного. Корделия раз за разом повторяла, что Джеку надо с ней связаться, но в ее голосе не ощущалось, что она в смертельной опасности.
Джек перемотал ленту и выключил автоответчик. Пошел на кухню. Поглядел на холодильник, даже не открывая его. Знал, что внутри. Кроме того, попросту был неголоден. У него были догадки о том, чем он питался последние пару дней. Слепыми сарганами-альбиносами. Таких не найдешь в меню ни одного каджунского ресторана Нью-Йорка.
Дошел до спальни и плюхнулся на кровать. Раздеваться было незачем. Джек лишь натянул на себя старинное одеяло. И выключился.
Прикроватный телефон разбудил его ровно в восемь утра. Он узнал это, когда красные цифры светодиодного индикатора оставили отпечаток на его сетчатке, когда он наконец-то открыл глаза и протянул руку, чтобы прекратить трезвон, раздиравший ему на куски внутреннее ухо.
– М-м-б-р-р. Ага?
– Дядя Джек?
– А, э, Корди?
Он наконец-то проснулся окончательно.
– Это я, Дядя Джек. Извини, если разбудила. Я пытаюсь поймать тебя уже не первый день.
Он зевнул и положил трубку на подушку так, чтобы не держать рукой.
– Все нормаль, Корди. Я собирался позвонить боссу, сказать, что мне пару дней нездоровилось, да так, что я и позвонить не мог.
– Ты действительно болел? – встревоженно спросила Корделия.
Джек снова зевнул. Вспомнил, что говорил раньше.
– Здоровее некуда. Просто немного с катушек слетел, вот и все.
– Вонищенка сказала…
– Вонищенка?
– Да, – ответила Корделия. Судя по всему, она задумалась, тщательно выбирая слова. – Я попросила ее поискать тебя. Она сказала, что ты в бухте был, это, кого-то убивал.
– Можно и так сказать, – ответил Джек.
– Что-то не так?
Он помолчал пару секунд, прежде чем ответить. Сделал вдох.
– Стресс, Корди. Вот и все. Мне надо было развеяться.
Она, похоже, не очень-то поверила.
– Ладно, как скажешь, Дядя Джек. Слушай, скажи, ты не против, если я зайду вечером, после работы, и приведу друга?
– Кого? – настороженно спросил Джек.
– Си-Си.
Джек подумал о ней. Вспомнил, как приходил к ней, в больнице у Тахиона. У него хранились все ее записи, на дисках и на пленке, в шкафу в соседней комнате.
– Наверное, не против, – сказал он. – Будет повод прибраться.